Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская - страница 71
Осторожно взрезав ему толстый кишечник, Талвела озабоченно сказал:
— Вот дела! Они же голодные! По крайней мере, два дня ничего не ели!
Рядышком тяжело рвало последнего оставшегося в живых танкиста… действительно, рвало одной водой и желчью…
… С трудом подбирая слова, танкист, оказавшийся наводчиком, служащим по первому году, осеннего призыва, рассказывал:
— Нас комдив, товарищ Котов, построил… Велел прорываться. Вперед и вперед! Мы пошли… белофинны стрелять начали… Пехота тут же залегла. Мы трижды возвращались, товарищ младший лейтенант трижды выходил из танка и трижды их в атаку за собой поднимал… А потом по радио нам сказал комдив, мол вперед, только вперед, иначе он всех расстреляет! Мы и поехали… сначала выскочили на белофинскую кухню, нам повар черпаком грозил! Потом ехали, ехали… другие машины остановились, а мы пошли дальше.
— Зачем? — ласково спросил Талвела.
— Так ведь комдив приказал!
— А почему остановились?
— Бензин кончился…
— А почему назад не ушли?
— Да как же танк бросить?! Он же наш, советский…
— Ну, мне все ясно. — сказал подполковник. — За твое сотрудничество я тебя отблагодарю. Микки, принеси вожжи…
Когда фельдфебель сноровисто вязал петлю, я осторожно спросил: — Пааво, а может мы его … того… пожалеем?
— Но ведь я и так его жалею? — не понял меня подполковник. Угостил сигареткой пленного, который прикурил её испуганно и неумело, как школьник за гимназическим забором.
Отрывайнен перекинул вожжи через ствол танковой пушки и потянул их на себя.
Танкист выронил из открывшегося рта дымящуюся сигарету, схватился обеими руками за ременный жгут, захрипел, вывалив язык, выплевывая вместе со слюной что-то вроде: Нееее нааа…
Потом, высоко поднимая колени, стал приплясывать, становясь на цыпочки, то одной, то другой ноги…
Его запрокинутое вверх лицо посинело, руки, раскинутые, как сломанные крылышки, затрепетали. Послышалось журчание, и из-под брючины полилась дымящаяся на морозе струйка.
Микки еще раз крепко подернул вожжи, и удовлетворенно произнес:
— Видно, не понравились тебе наши финские качели?
Но русский парень уже бессильно обвис, смотря в звездное небо мертвыми молодыми, полными слез глазами.
… Мимо нас медленно проплывал черный русский танк с висящей на его стволе черной, жутко вытянутой фигурой. Отрывайнен довольно и радостно, как объевшийся сметаной кот, сыто урчал. Дело в том, что подполковник велел ему наскоро обшарить советский танк, не особенно надеясь обнаружить там что-либо ценное для нужд разведки. Да и что там можно найти? Пулемет ДТ мы уже сняли, диски с патронами забрали… Оказалось, я ошибался! Свинья грязь везде найдет! Так и мой фельдфебель вынырнул из узкого люка с большой брезентовой сумкой, в которой были треугольничками свернутые письма красноармейцев, даже, судя по всему, не побывавшие в руках военной цензуры! А кроме того, добычей Микки стала полевая сумка, полная русских денег! (Как оказалось, погибший младший лейтенант был секретарем комсомольской организации танкового батальона Дубровским, пропавшим без вести 22 декабря 1939 года. Деньги, которые обнаружил и впоследствии присвоил М. Отрывайнен, за что был посмертно судим военным судом, были комсомольскими членскими взносами за месяц, а письма Дубровский собирался отправить на полевую почту. Именно после этого случая танки ВТ-5 получили жаргонное название «posti-vaunu», или почтовый фургон. Финны были хорошо знакомы с американскими вестернами, в которых почтовые фургоны возили письма и деньги. Прим. Редактора).
(Сожалею, что эта рукопись вообще попала в руки этой vitun в штанах, настучавшего\настучавшей в военную прокуратуру. Которая не преминула измазать грязью имя павшего бойца. Прим. Автора).
Довольный Талвела вначале попытался читать чужие письма, потом, благодушно махнув рукой, полез в свой рюкзак и достал из него завернутый в чистую холстину кусок аппетитно пахнущего копченого мяса:
— Вот, у лопарей оленинкой разжился! А меня всегда после работы на еду пробивает! Уж и не знаю, чем это объяснить?… Нервы, надо полагать… Микки, хочешь кусочек?
Отрывайнен с благодарным урчанием мигом запихал предложенный кусок себе за щеку.
— А ты, Юсси? — ласково и очень по-доброму улыбаясь, Пааво протягивал мне на лезвии ножа тоненький ломтик вкусно пахнущего мяса. Я машинально взял его, положил в рот, не чувствуя вкуса… И вдруг увидал на ноже Талвелы крохотное такое темно-бордовое пятнышко… совсем маленькое, у самой деревянной ручки…
Тяжелый приступ рвоты немедленно вывернул меня на изнанку.
Микки, поддерживая меня за плечи, сочувственно говорил:
— Не надо было вам у этих неопрятных лопарей их сосновый хлеб есть, вот что! Мне-то что, у меня желудок луженый, деревенский! Что хочешь выдержит… А вот вы человек культурный, городской…
… Спустя некоторое время, когда над верхушками елей взошла ледяная, равнодушная к человеческим страданиям луна, чей тонкий серпик повис острыми рогами кверху, Аксель вдруг снова резко натянул поводья…
— Что, еще один танк?! — подскочил, как ужаленный, Микки.
Но на этот раз это оказался автобус-фургон, сделанный на базе двухтонного грузовика отечественной фирмы «Sisu», но покрашенный в белый цвет. Фары автомобиля не горели, но в кабине был виден отблеск неяркого света. И по поднимающемуся сзади дымку было видно, что его мотор работает на самых малых холостых оборотах, чтобы только греть печку.
— Вроде наш?! — с сомнением произнес Талвела. — Или не наш?! Рисковать не буду!
