Я - истребитель. Я — истребляю - страница 90
Подло? Может быть, но миллионы жизней для меня были важнее, пусть лучше я возьму на себя этот грех, чем поплатятся другие за мою трусость. Да, я чуть не передумал, но все-таки решился в последний момент, вывел-таки меня из себя этот немец.
— Что?! Что случилось?.. Ах ты, черт! — выругался Василий, останавливаясь рядом.
Нагнувшись, я вытер лезвие о комбинезон убитого.
— Что случилось? Да так, ничего особенного. Довел он меня… Сверхчеловек понимаешь!
— Объясни! — зло попросил Рябов.
— А что объяснять? Этот гнус очень подробно объяснил мне разницу между нами. Представляешь, оказалось мы недочеловеки, это где-то близко к свиньям…
Я специально тянул время, чтобы собрались все, после чего довольно сжато, но с подробностями, рассказал про план «Ост» в том моем понимании, в котором помнил.
— … так и получается, что мы для них не более чем будущие рабы, которых будут держать в лагерях, лишних уничтожат, — вздохнув, закончил я.
Кто-то нервно сглотнул, в наступившей тишине это было отчетливо слышно.
— Это… Это… Вот твари! — первым отошел старшина.
— Ага. Представляете, он предлагал мне перебежать к ним. Урод, нашел кому предложить.
Рябов чему-то хмыкнул, после чего приказал собираться. Тут он был прав, после таких новостей вряд ли кто-то снова уснет, так что через десять минут мы продолжили путь, оставив остывающее тело Ван Кляйна в этой безымянной долине.
Перед тем как присоединиться к остальным я посмотрел на тело летчика и зло сплюнул:
— Вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!
— Нужно было похоронить, след оставляем. Слышишь, Вась? — поинтересовался, следуя за Рябовым.
— Слышу. Там арьергарде Каябрдин и Демидов, они приберут. Шире шаг! — это уже всем.
— Понятно, — после чего мысленно, а иногда не громко вслух стал напевать разные песенки, периодически останавливаясь и задумываясь. Степка с Кречетовым знали, что это означает, приходилось демонстрировать, так что на возмущенное Рябова:
— Да сколько можно?!
Был дан немедленный ответ, причем тихо, чтобы не отвлекать меня:
— Тихо!.. Творит!
Это была небольшая хитрость. Многие не понимали, откуда у меня берутся такие песни, да еще в подобном количестве. Вот и пришлось устраивать подобные спектакли. Даже рукой играть, как будто дирижирую оркестром.
Это мгновенно сняло все вопросы, и мои редкие внезапные остановки были встречены со всем понимание. Я не раз ловил взгляды бойцов смотревших на меня с большим уважением. Творит!
К десяти часам мы вышли к дороге, которую требовалось пересечь, до берега оставалось меньше пятнадцати километров.
— Внимание на дороге немцы. Идем тихо, — полушепотом приказал Рябов, и чуть наклонившись на полусогнутых медленно двинулся вперед.
От дороги нас закрывал небольшой косогор который скрывал только до пояса, вот и приходилось так изгаляться чтобы не увидели. Дальше рывок через проезжую часть, покрытую мелкой щебенкой и за скалу, за ней уже тропа.
Я шел четвертым, прежде чем идти вслед за Кикобидзе, рыжеватым пареньком лет девятнадцати, осторожно выглянул и присмотрелся к немцам.
— Твою мать, — одними губами прошептал не двигаясь с места.
Толчок в спину вывел меня из оцепенения, но я лишь дернул плечом, оставшись на месте, во все глаза глядя на дорожное полотно, не веря своим глазам.
— Что там? — тихий шепот старшины за спиной.
Парни что шли первыми уже пересекли дорогу и скрылись за скалой, благо противник не смог заметить их, так как этот участок трассы был скрыт от них поворотом.
— Этого просто не может быть! — очумело просипел я внезапно пересохшим горлом.
— Да что там? Ну полицаи, ну пленные красноармейцы, — пожал плечами Жора тоже присматриваясь к действу на дороге, где восемь полицаев сторожили два десятка пленных ремонтирующих дорожное полотно.
От скалы нам стали активно семафорить, чтобы мы продолжили движение. Мимо меня протискивались бойцы и стали пересекать дорогу.
— Знаешь кого? — понял старшина.
— Да, и в этом проблема. Потому что без него я не уйду.
— Кто?
— Вот тот с бородкой в рваной телогрейке. Мой первый механик, старшина Морозов… Семеныч.
Я никак не мог ошибиться. В этом старом седом пленном сразу узнавался Семеныч. Конечно, сейчас он уже не тот сорокалетний здоровяк с широким разворотом плеч, плен сделал свое дело. Худая мумия, вот на что он был похож. Да и судя по постоянному подергиванию всем телом, он был еще и болен, видимо простудой, если не чахоткой. Кашель ни с чем не спутаешь.
— Сева, ты сам понял что сказал? — поинтересовался старшина.
— Понял, и от своих слов не отказываюсь. Я с ним три месяца воевал, он мне как батя был. Именно Семеныч ремонтировал все машины, на которых я летал. Именно ему я обязан пятьюдесятью сбитыми.
С этой стороны дороги никого кроме нас не осталось, ожидавший на той стороне Рябов сделал свирепое лицо и побежал обратно.
— Чего встали?
Старшина быстро объяснил задержку.
— Сева, сам подумаю, что мы с освобожденными делать будем? Это же балласт, да и на катер они все не поместятся, — проникновенно стал говорить Рябов.
— Он мой однополчанин — это раз. Там наши люди — это два. В рыбачьей деревне наверняка есть лодки, возьмем на буксир — это три. И нас мало — это четыре, — буркнул я.
Рябов задумался. Время утекало, солнце вставало в зенит, а нам до вечера нужно было преодолеть не малое расстояние. А если взять с собой этих доходяг, то оно еще больше увеличится, мы все прекрасно это понимали.
