Приключения порученца, или Тайна завещания Петра В - страница 81
Алексея обуревало странное чувство по возвращении на Родину. У него осталось в памяти, когда они с Абрамом покидали Россию, что всё строится, растёт, люди энергичные, деловые, строятся дороги, форты, города и поселения. И всё это управляется сильной энергичной и властной рукой, подчинено единому плану, задуманному и осуществляемому Великим Строителем – Государём Российским – Петром Алексеевичем. Ныне же, Алексей вдруг увидел, что вся эта суета – просто пьяная вакханалия. Вся страна пила. От самой границы, от Риги, и до самой Гатчины им не встретился ни один – НИ ОДИН – трезвый человек. Все были пьяны, и солдаты, и офицеры, и крестьяне, и мещане, и купцы, и монахи, и попы и прихожане. И вся эта строительская деятельность была не более чем пьяной истерией, вся страна строилась по пьянке! Новый мост через Даугаву, которым они любовались отправляясь в Европу, уже обрушился, и уже строился новый, совершенно пьяными, слабо соображающими, людишками под управлением таких же пьяных приказчиков и инженеров. Что они могли построить в таком состоянии, сам чёрт не разберёт. Корабли и галеры стояли в устье Двины полузатонувшие, разворованные, и рядом строились уже новые, кривые и пьяные, такие же, как и их строители.
Второе, что поражало – абсолютное пьяное гульбище – фейерверки, гуляния, танцы, шутовство. Пока они доехали до Гатчины им встретилось, по меньшей мере, семь больших пожаров, сделанных фейерверками, и это в ноябре, когда холод и дождь со снегом обрушились на Эстляндию.
И ещё поражало воровство! Оно носило столь массовый характер, что Алексей и Абрам только головами качали. Воровали все. Друг у друга, из казны, у крестьян и мещан. На каждом полустанке с них требовали взятку, не останавливал даже грозный окрик князя Долгорукого. Но недалеко от Ревеля, Алексей случайно увидел, как князь делит взятку со станционным смотрителем.
Страна утопала в водке, шутовстве, воровстве и крови. Казни и кровопролития были по всем городкам и станциям. Казнили крестьян, солдат, офицеров, инженеров иностранных, разбойных людишек. Страна была грязной, пьяной и кровавой, как разбойная, раздолбанная солдатская шлюха, потерявшая всяческий человеческий облик.
Абрам и Алексей сели возле стены в тёмном, неосвещённом углу трапезной, и принялись уплетать варёную говядину, кислую, квашеную капусту, подогрев предварительно себя изрядной дозой мутноватой водки. Алексей задымил своей турецкой трубочкой и лениво оглядел огромную залу. Народишко, утомившись дальнею дорогою, обрушившейся на них бурей, постепенно обогревался, отходил от утомления и тягот пути. Раздавался мерный шум сотен голосов, всё усиливающийся по мере продолжения застолья и выпиваемой водки. Уже разносили новые порции говядины и бутыли водки, крики становились всё громче и невнятней.
Оставаться боле в прокуренном и провонявшем сарае было невмоготу, и Алексей с Абрамом, переглянувшись, разом поднялись, желая покинуть этот сарай, как вдруг входная дверь сарая с грохотом и шумом распахнулась, и в трапезную с гиками и воем ворвалась толпа скоморохов, переодетых попами, дьяками, князьями… Это был Всешутейный Собор, возглавляемый Князь Папой Петром Бутурлиным, восседавшем на резном стульчике италианской работы в огромном тазу, наполненном водкой. Эта толпа представляла весь Государев Двор, великие князья, бароны и бывшие бояре, родичи и приближённые Императора. Сам Государь, переодетый в морского бомбардира, в мятой зелёной треуголке, со своей неизменной голландской трубкою в зубах рука об руку с Государыней своей Екатериной следовали не в первых рядах, а немного поодаль, хохоча и наблюдая со стороны за этим государственным шутовским ритуалом, которое теперь в правление Петра Алексеевича стало нормой светской жизни при дворе.
Абраму и Алексею и ранее приходилось принимать участие в таких мероприятиях, но за годы пребывания в Европе, участвуя в различных светских мероприятиях при дворах, французском и гишпанском, они уже отвыкли от этой пьяной дикости и веселья без веселья, а токмо по принуждению, дабы не быть повешенным или четвертованным. Государь, распахнув свои огромные объятия, бросивши свою супругу посреди залы, порывисто двинулся в сторону Абрама и Алексея. Абрам сделал шаг навстречу, что бы обнять своего кровного и названного отца, но Пётр, отстранив его в сторону движением руки двинулся далее прямо по проходу навстречу князю Долгорукому. Они обнялись, Пётр страстно поцеловал князя прямо в губы, отчего у Абрама от брезгливости и отвращения пресеклось дыхание. Пётр повернулся в залу и властно рукой призвал посетителей к тишине. Все, находящиеся в трапезной и обозники и Всешутейный Собор мигом стихли, воцарилась мёртвая тишина, прерываемая только завыванием ветра снаружи.
– Други мои! Детушки мои! Ныне празднуем мы великие события, коия свершились в Державе нашей. Восторг и радость переполняет наши души и сердца. Ныне определил я Императрицею Державы нашей, соправительнецию своей, Государыню, Матушку вашу, драгоценную супругу мою Екатерину. Виват! Урааааа!
– Ура-а-а-а-а-а-а!!!! Раздалось громогласное «Ура-а-а-а!!!!! в огромной трапезной. Этот крик не прекращался несколько минут, всё громче и громче, доводя до исступления и гостей и Всешутейный Собор. Пётр смотрел на всё это празднество с восторгом десятилетнего младенца, увидевшего первый раз в небе шутиху. Наконец Пётр простёр десницу и продолжил далее.
