Царь Аттолии (ЛП) - страница 47
— Значит, ты вернулся к себе? И ничего больше не слышал?
— А что еще было? — осторожно спросил Костис.
— О драке между царем и царицей.
Костис поставил кружку. Торжественным шепотом ему передали эту новость.
* * *
Царица прямо из тронного зала отправилась в апартаменты царя.
— Я хочу видеть моего господина Аттолиса, — сердито сказала она.
Никогда прежде она не обращалась к нему этим официальным именем.
— Я здесь, — ответил он, выходя к двери в ночной рубашке и халате, помятый и бледный, но решительный.
Он ждал ее. Царь прислонился к дверному косяку, в то время как его перепуганные слуги разлетелись по углам, как пучки соломы при первом порыве бури.
Царица набросилась на него, а он отвечал сначала спокойно, а потом со все большим раздражением.
— Ты позволишь мне наказать хоть одного преступника? — кричала Аттолия. — С чего ты вдруг так полюбил Телеуса, что стремишься сохранить его жизнь любой ценой?
— Я только попросил тебя пересмотреть твое решение.
— Там нечего пересматривать!
— Ты знаешь, почему он нужен мне.
— Не так уж и нужен, — заявила она категорично.
Царь проигнорировал ее категоричность.
— Сейчас больше чем когда-либо, — настаивал он.
— Он провинился.
— Это не совсем его вина!
— Значит, ты собираешься отменять мои решения? — Аттолия словно предлагала ему пойти на риск.
— Ты сказала, что я могу, — решительно ответил Евгенидис.
Он зашел слишком далеко, и царица замахнулась на него. Царь не пытался избежать удара. Его голова резко откинулась назад, и он ударился виском о дверной косяк. Он пошатнулся, но удержался на ногах. К тому времени, когда он открыл глаза, она уже подошла к дверям, а затем исчезла.
Прежде чем его слуги вышли из оцепенения, царь вошел к себе в спальню и закрыл дверь. Она захлопнулась с треском, похожим на выстрел из пистоля, и они услышали, как поворачивается ключ в дверном замке.
Сеанус попытался отпустить язвительный комментарий, но его острота притупилась о неожиданно пробудившуюся симпатию к царю.
— Вчера я подумал, что она его любит, — жалобно сказал Филологос.
— Я тоже. И что он любит ее, — подхватил кто-то еще.
— А теперь…
— А теперь я думаю, — сказал Иларион, прерывая дальнейшие рассуждения, — что нам всем незачем толкаться здесь, как прошлой ночью, и некоторые из нас могут лечь в постель.
Он положил руку на плечо Филологосу и подтолкнул его к двери небольшой комнаты за царской гардеробной, которую использовали как спальню для находящихся на дежурстве придворных.
— Кто знает, может быть, проснувшись, ты обнаружишь, что мир перевернулся еще раз?
Он оглядел остальных слуг, находящихся в комнате, как бы предупреждая, что обращается не только к Филологосу:
— Помните, что любовь царей и цариц непостижима для нас, простых смертных.
Если кто-нибудь и заметил, что он назвал вора из Эддиса царем, то предпочел ничего не говорить.
* * *
— Она не любила его, — сказал охранник справа от Костиса. В его голосе звучало облегчение. — Это был обман.
Прежде чем Костис успел возразить, человек слева от него сказал:
— Конечно, обман. Разве наша царица будет смотреть коровьими глазами на жулика, укравшего ее трон? Вы что, с ума сошли?
Костис снова открыл рот.
— Но ты все равно был бы верен ей? — теперь заговорил человек, сидящий за столом напротив.
Костис закрыл рот. Мужчины вокруг него презрительно пожали плечами. Этот вопрос казался им спорным. Их царица в их глазах никогда не могла быть ничем иным, как красивая и бесстрастная владычица, и их нелицеприятное мнение о царе ничуть не изменилось даже после того, как тот человек проявил безумное мужество, столкнувшись с гневной Аттолией.
— А я был бы, — флегматично сказал Костис.
Его товарищи уставились на него в замешательстве. Выдвинутый вопрос казался таким нелепым, что о Костисе уже забыли.
— Она моя царица, — Костис игнорировал взгляд сидящего напротив Лепкуса, который нахмурился, не ожидая возражений. — Остальное не важно. Я буду верен ей до самой смерти.
Кто-то втянул в себя воздух. Вопрос уже не казался простой болтовней. Под сомнение была поставлена их верность, и возможен был только один ответ.
— Конечно, — подтвердили все как один.
Теперь этот вопрос казался им оскорбительным, и все они готовы были подтвердить непоколебимую верность гвардии.
— Конечно.
— Не все, — сказал кто-то на другом конце стола.
Костис не мог увидеть, и наклонился вперед, чтобы посмотреть. Это был Экзис, первый командир Костиса. Он был рассудителен, образован и славился своим умом.
— Эддисиец может призвать своих людей для поддержки, — продолжал Экзис. — Не забывайте, что он царь, и захочет укрепить свою власть. Мы должны стоять за царицу.
— Кто выиграет, если царь с царицей будут не в ладах?
Никто не сомневался, что нелады уже начались. Ни одна женщина не сможет ударить мужа по лицу, а потом делать вид, что любит его. Ни один мужчина не может снести оскорбление и по-прежнему претендовать на уважение.
— Кто выиграет? — повторил Экзис, пожав плечами. — Барон Эрондитес.
Если царь с царицей начнут воевать друг с другом, барон Эрондитес подождет, пока они не станут слишком слабы, чтобы противостоять ему, а потом атакует. Это неизбежно. Люди за столом закивали с горестным видом.
— Куда идешь, Костис? — спросили они, когда он поднялся из-за стола.
