Царь Аттолии (ЛП) - страница 51

Через некоторое время Евгенидис повернул голову на подушке и приоткрыл один глаз. Он с равнодушным удивлением оглядел комнату. Затем его взгляд остановился на Костисе. Костис наклонился вперед на своем пуфике и сказал:

— Надо спать.

Евгенидис послушно закрыл глаза. Костис улыбнулся. Кто-то хихикнул у него за спиной, и он быстро оглянулся. Это была Илея, одна из младших служанок царицы, несколько прядей ее темных волос выбились из-под серебряной сетки и струились по шее. Она стояла, прислонившись к дверной раме и скрестив руки.

— Я не надеялась, что он может кого-нибудь послушаться, — сказала она улыбаясь.

— Я всего лишь сказал то, что он и сам собирался сделать, — ответил Костис.

— Это был ловкий трюк, — согласилась Илея.

Позже, когда Евгенидис снова зашевелился, Костис с облегчением подумал, что на этот раз царь наконец просыпается. Костис чувствовал себя отупевшим от усталости. День тянулся ужасающе медленно, а его глаза просто слипались. Даже когда он держал их открытыми, они, казалось, не могли сосредоточиться на увиденном, поэтому Костису понадобилось некоторое время, чтобы понять, что царь не просыпается, а мечется в кошмарном сне. Костис упал на колени рядом с кроватью.

— Ваше Величество?

Царь вздрогнул, как будто укушенный язычком пламени, но не проснулся. Внезапно он вытянулся и оцепенел. Его глаза распахнулись, но он ничего не видел перед собой. Он с хрипом пытался втянуть в себя воздух, и Костис, чтобы предотвратить крик, схватил царя за плечи и сильно встряхнул.

Мгновением позже царь уже сидел в дальнем углу кровати с широко раскрытыми глазами и шестидюймовым ножом, неизвестно как оказавшемся у него в руке. Костис поднял над собой раскрытые ладони, чтобы их хорошо было видно, и заговорил очень тихо и очень спокойно:

— У вас был кошмар, Ваше Величество.

— Костис, — сказал царь, словно изо всех сил пытаясь узнать его.

— Да, Ваше Величество.

— Командир отделения.

— Вы произвели меня в лейтенанты, Ваше Величество, — осторожно напомнил Костис.

Царь сосредоточился.

— Да, точно.

Он опустил острие клинка. Оно дрожало, но краска начала возвращаться на его бескровное лицо.

— Ирина, — тихо позвал он.

Костис обернулся и увидел в дверном проеме царицу. Когда он снова посмотрел на царя, его румянец снова исчез.

Царица прошла через комнату, села на край постели и обняла его за шею. Царь прислонился к ее плечу и сказал извиняющимся тоном:

— Я собираюсь поболеть еще немного.

— Положи это, — попросила царица, вынимая нож из его послушных пальцев и бросив его на покрывало. Все еще обнимая его одной рукой, она потянулась к полотенцу в миске с водой, стоящей на столике рядом с кроватью. Она бережно обтерла лицо царя и отвела мокрые пряди с его лба.

— Боже мой, как это унизительно, — сказал царь, ложась на подушки.

— Не так уж и страшно, — возразила царица.

— Легко тебе говорить, — ответил царь. — Тебе не снятся кошмары.

— Что же тогда я должна сказать?

Царь вздохнул. Забыв, что Костис стоит рядом, что кто-то вообще существует в мире, кроме них двоих, царь дрожащим голосом попросил:

— Скажи, что ты не вырежешь мой лживый язык, скажи, что не вырвешь мои глаза, что не проткнешь раскаленной иглой мои уши.

После кратких мгновений неподвижности, царица наклонилась и поцеловала мужа сначала в одно закрытое веко, потом в другое.

— Я люблю твои глаза, — сказала она. Она поцеловала его в обе щеки рядом с мочками ушей. — Я люблю твои уши, и я люблю, — она остановилась, чтобы нежно поцеловать его в губы, — все твои нелепые выдумки.

Царь открыл глаза и улыбнулся царице своей доверчивой и непостижимой улыбкой. Шокированный Костис, ставший свидетелем такой глубоко интимной сцены, в надежде на побег бросил взгляд на дверь, но путь к свободе был отрезан двумя служанками, неподвижно стоящими около косяков и внимательно глядящим в пол у себя под ногами. Ему оставалось только мечтать, что земля под ним расступится и поглотит его вместе с пуфиком и маленьким трехногим столиком. И желательно, чтобы это произошло совершенно беззвучно, чтобы не привлечь внимания царя и царицы.

— Здесь Костис и Иоланта с Илеей, — напомнила Аттолия.

— Костис, — неопределенно произнес царь. — Молодая версия Телеуса? Без чувства юмора?

— Тот самый, — согласилась царица с легкой нотой насмешки в голосе.

Евгенидис лежал неподвижно, но румянец постепенно возвращался на его щеки, а дыхание становилось более размеренным. Он открыл глаза и посмотрел на царицу, все еще склоненную над ним.

— Мне очень жаль, — сказал он.

— Ты был прав, — сказала она.

— Да? — в голосе царя звучало недоумение.

— Извинения звучат слишком скучно.

Евгенидис усмехнулся. Он снова закрыл глаза и несколько раз повернул голову на подушке, изгоняя остатки сна. Обретя свой привычный вид, он сказал:

— Ты просто сокровище.

Теперь его голос тоже звучал привычно, и Костис понял: то, что он принял за хриплый со сна голос, на самом деле было акцентом. В полусне царь говорил с эддисийским акцентом, чего, собственно, и можно было ожидать, но Костис никогда не слышал его и не смог распознать сразу. Проснувшись, царь заговорил как настоящий аттолиец. Это заставило Костиса задуматься, что еще царь мог скрывать так хорошо, что никому в голову не приходило искать его секрет.

— Если ты уже чувствуешь себя более уверенно, то не стоит откладывать решение наших проблем, — напомнила царица.