Юрьев день - страница 87
восшествием на престол, а родственники, вплоть до самых дальних - еще и с советами. На его фоне я мог показаться жирующим бездельником, и у меня даже стали появляться мысли как-то похудеть и спасть с лица, чтобы не так бросался в глаза контраст между моим цветущим видом и
замученным Николаем.
А потом вдруг выяснилось, что жизнь все-таки не очень похожа на
зебру. У той всего два цвета полос, а у жизни может быть и больше.
Да, после светлой часто наступает темная, а потом снова светлая, но так бывает не всегда. Иногда, наоборот, следующая после темной полоса бывает еще темнее, причем намного, хотя еще вчера казалось - да куда уж темнее-то?
Петр Маркелович Рыбаков получил письмо и передал его мне, не читая. Все правильно, оно было от Маришки. В нем любимая сообщала, что она просто в отчаянии, но понимает, что наш роман со смертью Александра Третьего закончен. О том, чтобы нам теперь не то что жениться, но даже продолжать встречаться, как раньше, нечего и мечтать. Она не хочет стать инструментом в политических играх и просит, чтобы я ее не искал. Это письмо она отправляет с вокзала.
Все, финита…
Следующие за прочтением письма полчаса полностью выпали из памяти, хотя сознания я не терял. Потеряна была только способность соображать. Когда она в первом приближении вернулась, я обнаружил, что Рыбаков так и сидит напротив меня.
- Вы еще здесь?
- Да, Александр. Жду приказаний.
- Их не будет. Есть просьба, но я не уверен в ее разумности, так что решать, исполнять или нет - вам.
- Слушаю.
- Не теряйте ее из виду. Мне ничего сообщать не надо, пока у нее все хорошо. Возникнут трудности - доложить немедленно. Вместе с соображениями, как их преодолеть.
- Считаю распоряжение вполне разумным и приступаю к исполнению. Правда, именно сейчас ей плохо, и вы понимаете, почему, но тут ничем не поможешь. Однако она сильная девочка, справится. Надеюсь, что справитесь и вы. Держитесь, Александр. Вы не один.
- Спасибо за напоминание, Петр Маркелович, но оно лишнее. Идите, мне сейчас надо побыть именно одному.
Надо сказать, что в новой жизни здоровье у меня было железное - как вылечился от того, что должно было свести в могилу маленького Сашу, так после этого вообще ничем никогда не болел. Более того, в обеих жизнях я считал, что потерять от любви сон и аппетит мне при всем желании не удастся - не тот человек. Однако оказалось, что свою толстокожесть я преувеличивал. После прочтения письма от Маришки
меня воротило и от вида, и даже от запаха любой еды, а стоило только прилечь, как начинались какие-то кошмары. Причем я их не помнил, когда вставал, но желание снова ложиться они отбивали напрочь. Почти двое суток я прожил в таком состоянии, а потом довольно резко поднялась температура.
Все это время у Николая не было времени пообщаться со мной, и о том, что с братом происходит что-то не то, ему доложил Евгений Боткин. Ники, присмотревшись ко мне, буквально впал в ужас.
- Алик, ну нельзя же так! - жалобно уговаривал он меня. - Мы все знаем, как ты любил отца, но, думаешь, он оттуда, сверху, одобрит, как ты после его смерти расклеился? Выпей микстуры, тебе Евгений Сергеевич приготовил.
Чтобы не расстраивать брата, я преодолел отвращение и выхлебал почти стакан какой-то дряни. Сначала я ничего не чувствовал, кроме постепенно затихающих приступов тошноты, а потом голова закружилась, и я с помощью Николая едва успел дойти до дивана. Наркотой напоил милейший доктор, понял я и еще смог расслышать его слова «нервная горячка». Интересно, она лучше или хуже белой?
Но додумать эту мысль не удалось, меня наконец-то окутала мягкая тьма беспамятства.
Проснулся я почти через сутки и уже практически в человекообразном виде. Боль от расставания Маришкой не исчезла, но перестала заслонять весь мир и теперь тихо устроилась где-то на границе между сознанием и подсознанием.
- Ваше высочество, выпейте вот это, - предложил мне Боткин, который сразу оказался рядом, стоило мне только проснуться.
- Если это то, чем вы меня усыпили, то не буду. Не хочу привыкать к таким лекарствам.
- Нет, что вы, это…
Далее последовала фраза на латыни, которую я, конечно, изучал. Но знал примерно так, как научный коммунизм в прошлой жизни или закон божий в этой. Однако на вкус лекарство действительно было совершенно другим, и я его употребил без всякого омерзения.
- Ваш брат волнуется, - заметил Боткин минут через пять, - вы в силах его принять?
Императора-то? - усмехнулся я, вставая. Слабость еще чувствовалась, но в остальном я ощущал себя почти здоровым. - Разумеется. Проводите меня к нему, пожалуйста. Хотя нет, сначала скажите, что это за место? И где тут ближайший туалет, если вас не затруднит.
- Вы на третьем этаже Арсенального каре Большого Гатчинского дворца, его величество выделил весь этаж в полное ваше распоряжение, за исключением башни. Николай Александрович в своем старом кабинете.
- Спасибо, Евгений Сергеевич, я уже сориентировался. И вообще почти здоров, ваши лекарства очень помогли.
Быстро приведя себя в порядок и мельком удивившись после взгляда в зеркало, как это мне удалось так быстро и столь заметно похудеть на лицо, я спустился к брату.
- Алик, зачем, я бы к тебе и сам поднялся!
- Ни к чему, тебе надо блюсти солидность, подобающую венценосной особе.
- Ну, кажется, ты пошел на поправку, - с облегчением констатировал Николай. - Евгенией Сергеевич - очень хороший врач, не хуже своего покойного отца. Кстати, он, наверное, сейчас на кухне, объясняет, что тебе можно готовить, а что нельзя. Ты уж его лучше слушай, он плохого не посоветует. Знаешь, как я испугался, когда ты заболел от горя? Даже подумал - а вдруг ты оставишь меня тут совсем одного.
