Стройки Империи - страница 102
— Но, если даже и агент, предположим... — неторопливо проговорил Зденек. — Советская власть никогда не поверит, что пан Веселый приехал сюда по идейным убеждениям, хотя у меня достаточно причин ненавидеть фашистов, и старых, и новых. Однако ее вполне устроит лойяльный аполитичный обыватель, полезный в народном хозяйстве. Это даже лучше. Идейный товарищ может идейно разойтись с властью, когда поймет, что любая власть — это грешные люди, а не секта подвижников. И тогда власти придется думать, как объявлять его врагом государства. Власть по-своему права, фанатики, которым не нужны слава и деньги, иногда бывают опаснее осторожных мошенников, они никого и ничего не замечают ради торжества своих идей. Обывателю все равно, он соблюдает свою часть контракта. Обывателями проще управлять. Заметьте, советское общество теперь очень прагматично...
Он подошел к пульту и щелкнул выключателем, остановив змеиное движение ленты самописца. Тонкие паучьи ноги перьев замерли. Еще несколько аккордов по кнопкам — перемигивание неоновых ламп остановилось, перестал метаться зеленый зайчик на экране осциллографа.
— Спасибо, — вздохнул Виктор. — Я зайду сюда завтра. Поскольку вы по автоматике, наверняка еще будем общаться.
— Очень рад... Да, днем заходил журналист из заводской газеты, его зовут Вочинко, или Вочинок...
— Вочинников?
— Да. Так он спрашивал про вас. Не специально искал вас, так, между делом спросил, я даже не понял, зачем.
"Почему Вочинников? Почему бы открыто не расспросить? На меня скрытно ищут информацию. Такая у них теперь штатная форма проверки, или..."
-...Мне понравилось в России, что здесь не принято развязное отношение к женщинам, — рассуждал Зденек, провожая Виктора до двери, — люди, конечно, разные, но среди них, я заметил, принято выглядеть, поступать, как представителям светского общества, даже если человек очень скромно одет. Нет простонародья, даже здешние деревенские жители походят на малоземельных дворян. Россия сегодня Европа больше чем Европа...
...Знакомая Виктору лестничная клетка кафедры была озарена мерцающим холодным блеском единственной газосветной лампы. Где-то внизу, в полутьме послышался шорох; Виктор подошел к перилам короткой лестничной клетки и заглянул вниз, но лишь услышал, как слегка скрипнула осторожно прикрываемая входная дверь. Он вихрем слетел по ступенькам и выскочил наружу.
Он рассчитывал увидеть там кого угодно — студента, преподавателя, аспиранта, хозяйственного работника, просто какого-то случайного человека. Но кусок двора между кафедрой и лабораторией был пуст, и только красный тепловозик стоял немым свидетелем происходящему. Слева, из двери под лестницей Старого Корпуса, упал луч света; Виктор бросился туда, подчиняясь странному безотчетному желанию побыстрее столкнуться с неизвестностью, таившей в себе возможную угрозу. В этот момент его двигало то же чувство, что и Зденека, минуту назад выкладывавшего первому встречному человеку историю жизни и политические взгляды.
Во втором вестибюле, напротив закрытых касс, среди фикусов и пальм щебетали две парочки.
— Простите, здесь сейчас не проходили? — обратился к ним Виктор. Парни пожали плечами, одна из девчонок, темноволосая, в водолазке и в джинсах, кротко пролепетала "Нет, мы никого не видели". Поблагодарив, Виктор повернул к вестибюлю на Институтской. Там было пустынно, гардеробы закрылись, и из динамика институтской трансляции доносился веселый, с нотками показной вульгарщины, голос Тамары Кравцовой — "Наша жизнь, наша жизнь — лотерея! Не бери пустой билет!". Картину сюра довершал сидящий в вахтерской "гайке" пенсионер: не обращая внимания на Кравцову, он прижимал к уху черный приемник размером с книгу, блестящий ус тонкой антенны делал вахтера похожим на киношного марсианина. Из динамика доносились свист и шипение, и на вопрос Виктора пенсионер лишь отрицательно помахал рукой, не отрываясь от своего занятия. "Слегач" — мелькнуло в голове у Виктора. И только на улице, когда в его лицо пахнуло прелым листом и щек коснулись мелкие капли то ли мелкой измороси, то ли сгустившегося до выпадения в осадок тумана, Виктор понял, что вахтер чуть ли не в открытую слушал Запад.
25. Обратный отсчет.
По своему советскому опыту Виктор знал, что Запад лучше слушать к ночи, на коротких прохождение радиосигналов, и все важное однозначно будут повторять. Вахтер, помнивший сталинские времена, естественно, не баран, и наверняка случилось что-то важное, но не настолько, чтобы немедленно брать с собой деньги, документы и трехдневный запас пищи — об этом бы сообщила трансляция. Так что самым разумным было не спешить, пройтись по магазинам, обдумать завтрашний разговор с Камаевым — ну, если, конечно, до утра не будет атомной войны или переворота в Кремле, а это уж вряд ли.
Внезапно Виктор понял, что с крыльца корпуса он машинально двинул к Харьковской, и уже дошел до каменных столбов ворот в заборе. Он хотел было повернуть обратно, но за вылинявшим дощатым забором послышалось бренчание, и к перекрестку зашагала шобла явно поддатых пацанов, из числа "заросших".
— Пара-лепупа! Пара-ле-пу-по-чка! — горланили пьяные голоса. Дальше шла нецензурщина.
Не успел Виктор сообразить, чем именно ему это грозит, как почувствовал за спиной какое-то движение. Он отшатнулся в сторону: мимо него проскочило трое спортивного парней с красными повязками, у одного на левом запястье — небольшая железная коробка. "Наручная рация!" — мелькнуло в голове. Несколько силуэтов возникли из калитки двора общаги преподавателей, тени появились из прохода между старыми заводскими казармами, из калитки сталинского дома, не изменившегося в этой реальности. Несколько секунд — и кодло оказалось окружено превосходящими силами.
