Великий герцог Мекленбурга - страница 34

       -- Только отстраняете от командования?

       -- Ну, зачем вы так, просто освобождаю вас от лишних хлопот.

       Голос Делагарди сочился патокой, так что его можно было мазать на хлеб.

       -- А черт с вами! И правда займусь своими делами. Считайте, что вы меня уговорили.

       -- Вот и славно!

       Остаток зимы пролетел в хлопотах. Как-то само собой получилось, что за время жизни в Новгороде я оброс кучей имущества. Терем со службами, амбары, полные припасов, холопы из пленных. Всем этим немалым хозяйством железной рукой правила Настя. И что было со всем этим делать, непонятно. Ну, недвижимое имущество, положим, можно было продать, хотя и жалко. Реальную цену все одно никто не даст, а с другой стороны, зачем продавать? Война все равно когда-то кончится, начнется торговля. Чем мой терем не место для фактории? И Настя при деле будет, не тащить же ее с собой в Стокгольм. Катарина Карловна могут не понять, точнее, абсолютно точно не поймет.

       Перед отъездом я решил посетить Дерпт. Надо было попрощаться с войсками, которые я водил в бой, и отдать последние распоряжения. Своим заместителем я оставил оберст-лейтенанта Гротте.

       -- Хайнц, -- сказал я ему, -- этот полк для меня как ребенок, берегите его.

       -- Ваше королевское высочество! -- отвечал мне старый вояка. -- Для меня большая честь командовать вашим полком. И я уверен, что еще не раз пойду в бой под вашим знаменем. Я... нет, мы все будем ждать вашего возвращения!

       В Новгороде я загрузил местных медников и ювелиров заказами, и на прощание каждый солдат получил от меня медный, а офицер серебряный памятный знак. Лебединое крыло, перекрещенное с мечом, обрамленные дубовыми листьями. Такой тонкий намек на разгром польских гусар. Денег ушло немало, но оно того стоило. Офицеры дали в мою честь прощальный обед, где было выпито немало кубков вина и произнесено множество пылких речей.

       Что же, дела были закончены, и мне пора было уезжать. По-хорошему, следовало отправляться на север, в Нарву, благо весна вступила в свои права и навигация вот-вот должна была начаться, но я поехал через Новгород. Надо было напоследок заглянуть во Псков. Как ни трудно бы это сделать без моего верного Клима, все же удалось связаться с Кондратом. Уж больно интересно мне было узнать, из чего ушлый ватажник подстрелил Горна.

       Встретились мы неподалеку от Пскова, в лесу. С медведем дружись, а за топор держись, поэтому со мной был Болик и еще пара драгун, а Кароль с основным отрядом находился неподалеку.

       Ватажник тоже пришел на встречу не один: пара бородатых мужиков мялась в стороне, делая вид, что любуется природой.

       -- Здрав буди, княже! -- степенно поприветствовал меня Кондратий.

       -- И тебе не хворать, -- кивнул я ему в ответ. -- Спасибо, что пришел, что скажешь о моей просьбе?

       -- Да как не прийти, коли такой большой человек честь оказывает, -- усмехнулся ватажник. -- И просьбу после всего, что ты, князь, для Пскова сделал, грех не уважить. Только той пищали у меня нет, уж не обессудь, но мастера я знаю, и, услышав про твой интерес, заказал ему такую же. Вот, прими, княже.

       С этими словами Кондрат сделал знак, и один из его подручных подошел, держа в руках увесистый сверток. Развернув, он протянул мне его с поклоном. Я, соскочив с коня, принял сверток и стал внимательно осматривать лежащее в нем оружие. На первый взгляд это была обычная пищаль с фитильным замком, разве что чуть более украшенная, чем обычно. Но заглянув в ствол, я понял, что не ошибся: он был нарезным. Бог весть какого шага, но нарезным, причем местной работы.

       -- Спасибо, Кондрат, уважил! Что ты хочешь за сию пищаль?

       -- Помилуй, княже, это подарок, прими, не обижай!

       -- Обидишь тебя, паразита, -- усмехнулся я в ответ. -- Но коли так, то ладно. Благодарствую, вот только чем мне отдариться? На-ка вот, держи.

       С этими словами я вытащил из-за пояса небольшой, но очень изящный пистолет, когда-то принадлежавший молодому Юленшерне. Кондрат явно обрадовался подарку, довольно ценному при его профессии. И не переставая кланяться, подал еще пулелейку, пороховницу и железный шомпол с молотком.

       -- Хорошая пищаль, добро бьет, перезаряжать только мешкотно, -- приговаривал он при этом. -- Ну, прощай, князь, авось когда-либо свидимся.

       -- Кто знает, кто знает, прощай и ты.

       Завернув подарок и принадлежности обратно в сверток, я подал его Болику, чтобы он приторочил его к седлу запасного коня. Болеслав аккуратно пристроил новый сверток между сумками с припасами и гитарой, которую я в последнее время часто таскал с собой. Частенько накатывавшее в последнее время минорное настроение требовало выхода. В таких случаях я брал в руки инструмент и перебирал струны, отгоняя меланхолию.

       Закончив работу, Болик обернулся и, наткнувшись на меня, встал как вкопанный.

       -- Болеслав, нам никак не получается поговорить с тобой в последнее время, -- проговорил я, глядя ему в глаза. -- Что тебя гнетет, парень? Неужели панна Агнешка нанесла тебе такую серьезную рану? Увы, в любви, как и на войне, не всегда получается побеждать, давно пора все забыть и идти дальше.

       -- Но ваше высочество всегда побеждает, -- криво усмехнулся младший фон Гершов.

       -- Не всегда, парень, далеко не всегда! -- ответил я ему. -- Увы, я знал любовь многих женщин, но сам любил всего раз, и нам не суждено было быть вместе, так уж случилось.

       -- Вы говорите о Марте? -- поднял глаза Болик.