Курс на прорыв - страница 78
Горшков встал, прошёлся по кабинету. Остановился, вдруг вскинув в озарении брови, и едва не хлопнул себя по лбу! «Да на крейсере уж должны-то знать! Для них это уже пройденный этап. Тридцать лет прошло!»
Вернулся к столу, чётко распределяя задачи по очерёдности.
«Дать запрос и получить данные по “Томагавку”. Приказ на ТОФ – “боевая готовность № 3”. Параллельно – звонок Устинову».
Конвой
Рано утром прилетел Бе-12.
При подлёте, ещё за границей зоны контроля ПВО конвоя, самолёт-амфибия попал под раздачу.
Вообще-то обещалось, что у него будет боевое прикрытие, но случились какие-то накладки, и до цели «бешка» добиралась лишь в сопровождении самолёта-танкера, который ко всему ещё, отдав последнюю допустимую горючку, отвернул на Вьетнам.
О прилёте «гидро» были предупреждены, да и пост ПВО не проворонил, несмотря на покоцанные антенны. На экране радара хорошо было видно, как к ползущему по «сетке» пятнышку тихохода приблизились ещё четыре «светляка». Слились, разошлись. Снова слились с расхождением.
Короче, произошла имитация атаки. Вполне по-военному, с кратковременным облучением боевыми РЛС и повторным заходом – «Фантомы» с «Констелейшн», наведённые «Орионом». «Орион» же и вовремя просёк метнувшиеся на выручку «яки».
«Эф-четвёртые» ещё немного порезвились, ровно до момента подлёта советских «вертикалок».
* * *
Теперь амфибия хлюпала поплавками на траверсе «Петра», молотя винтами на вполне морских двенадцати узлах.
По-прежнему что-то не срасталось с самолётами сопровождения или организацией их дозаправки в воздухе, поэтому Бе-12 следовал в ордере конвоя, выжидая, когда согласуют и скоординируют воздушный трафик.
«Знать бы, что вэвээсники протормозят, поспал бы ещё, – Терентьев лениво разглядывал гидросамолёт, – и гости не спешат на борт».
С самолётом должны были прибыть офицеры-сопровождающие из особого отдела флота. Об этом обговорили ещё вчера по спецсвязи.
Судя по мельканию лиц в пилотской и особенно штурманской кабине, любопытных там хватало. Тем более есть на что посмотреть.
Терентьев непроизвольно скривился – побитый крейсер, что ни говори – вверенный ему корабль, как укор… что «пропустил удар», не сохранил.
«Дырки в борту – они вот! А всё там потопленное нами, его же не видно… Неприятное чувство битого мальчика».
Появился Скопин – выхлебанная за ночь в подмогу печени вода, наконец возвращалась благодарными о́рганами, запустив процесс круговорота воды в природе человека. Старпом каждые пять минут бегал в туалет.
Стоял рядом с командиром, стараясь дышать в сторону. Терентьев делал вид, что не замечает полубодунячее состояние помощника. С пониманием!
Знал, что вчера после вахты, как начали, так затянули процесс допоздна – отмечали чудесное возвращение «вертушки» Харебова.
Терентьев и сам заглянул «на вечеринку». Потому что одно дело сухой рапорт и другое – «вспрыснутый» подробный рассказ. Интересно же! Тем более летёха-оператор успел растрепать, и слухи про амурные подвиги расползлись по всему кораблю.
Прознал, где собрались, и неожиданно нагрянул с деланой командирской суровостью.
В каюте компашка немногочисленная, но проверенная: виновники торжества – экипаж «камова», старпом и кап-три Виктор Алексеевич главный штурман.
– Ну, и чего вы прижухли, что я, не понимаю?.. Вот значит как? Собрались тут втихаря от командира, не зовут, не приглашают, чуть ли к не чёрту посылают…
Оглядел, что всё солидно – бутылочка из аргентинских презентов, не «шило», а значит, до дурного не дойдёт. И даже сам принёс, выставив из своих запасов.
Харебов, глядя на такое роскошество, извлёк кожаный кофр, по виду явно не местного происхождения.
– О-о! – Летёха, казалось, узнал. – Это ж из арсенала кэпа с яхты!
Майор приоткрыл, доставая из чрева пузырь вискаря:
– Это ты лопух, не успел прихватить у американок выпивку, а я с запасом.
– Погодь, погодь! – возмутился Скопин. – Что значит «из арсеналов»?
– Да тут пистоль этого американского непримиримого кэпа… – Харебов отвалил крышку чемоданчика, выставляя напоказ здоровенный «ствол», уложенный в специальную выемку.
– Ух ты! Штукенция! – Штурман потянул жадные до стреляющего руки.
– Не заряжен?
– Кольт?!
– Стянул?
– Да впопыхах, – совершенно не рефлексируя, ответил майор, – тем более он сам мудак. Поделом!
– Вот человек, – восхищаясь, выдал Скопин, – до всего, что плохо лежит… дотянется! Я всегда говорил, что там, где есть место подвигу, непременно найдётся уголок для преступления. Так и чего мы… трудоголики, ещё и не тяпнули?! Наливай!
А дальше, как известно: попеременно – стопки, закусь, разговоры, расспросы, комментарии, с «а ты?», «а она?», «а дальше?», с непременным скопинским полустишьем: «Если баба не стонет, то она того не сто́ит!»
И ещё налили, и ещё… четвёртую или пятую, и вроде опять за баб-с!
Снова тост старпома, наоблизывавшегося на чужие успехи на любовном фронте:
– Пьянка и сама по себе неплохо, но без женщины – осадок неполноценного времяпровождения! Бли-и-ин! Ребята, завидую белой завистью! Ты мне скажи, Андрюха! Ты спустил своих борзы́х прямо в неё???
– Ну да… я…
– Что ж ты наделал?! – Театрально-горестно всплеснул руками Скопин, чуть не расплескав… И указал на грудь Харебову, где под расхристанной рубашкой синела наколка. – Прикинь, у неё теперь родится ребёнок с татушкой «Афганистан-87» и с «двадцать четвёркой – крокодилом» в полный профиль!
Заржали не сразу, не сразу воткнувшись в прикол. А штурман почти по-отечески покивал: