Господин мертвец - страница 122
— О, я уверен, что у мейстера получится изменить ваше мнение, рядовой Юльке. Например, он отправит вас в штаб фон Мердера, чтобы стирать тому кальсоны всякий раз, когда неподалеку чихнет француз!
Шутка понравилась, хотя открыто смеяться в присутствии унтер-офицера никто не рискнул. Но Дирк уловил отрывистые смешки и почувствовал, что настроение у «Висельников» немного приподнялось.
— Боевой порядок, — сказал Дирк уже серьезным тоном, — Мы уже достаточно сильно опоздали, чтобы хозяева обиделись на нас за эту бестактность. Отдадим же должное французскому гостеприимству!
ГЛАВА 11
Не записывай человека в покойники,
пока сам не увидел труп.
И помни, что даже тогда
можно ошибиться.
Фрэнк Херберт
…первая граната лопнула совсем рядом, Дирку показалось, что глаза в глазницах его черепа от ударной волны чуть не врезались друг в друга. Зубы заскрежетали в дёснах, а голову мягко мотнуло в сторону. Неприятное ощущение — словно кто-то ударил в лицо тяжелым резиновым молотом. Еще одно тусклое металлическое яйцо шлепнулось в грязь неподалеку, выставив на поверхность ребристый бок осколочной рубашки. Дирк, прикрывая голову локтем, попытался вжаться в стену, пока хронометр в его голове, сбитый предыдущим разрывом, неровно отсчитывал секунды. В такой момент время всегда скачет непредсказуемо, и часто кажется, что прошло уже полминуты, а граната все не взрывается. Мозг торопливо перебирает варианты — бракованный взрыватель, подпорченный водой шеддит, не выдернутый предохранитель… — а тело корчится в спазме, как будто уже обожжено сокрытым в стальной скорлупе огнем.
Разрыв. Осколки забарабанили по броне — неприятный царапающий звук — и по стене, к которой прижался Дирк. На него осело целое облако пыли, деревянной трухи и грязи. Как и многие ветераны окопной войны, Дирк рефлекторно открывал рот, чтоб ударная волна не разорвала барабанные перепонки, и теперь на зубах хрустела всякая дрянь, которую толком даже не выплюнуть. Особенно неудобно, когда твои слюнные железы почти не функционируют, и во рту сухо, как в старом колодце. Рядом с ним шлепнулась фляга, забытая кем-то на бруствере, и принявшая в себя несколько осколков. Неровные треугольные отверстия в ней служили хорошим напоминанием о том, что могло бы стать с его собственной головой, действуй Дирк хоть немногим медленнее.
— Гранаты к бою! — крикнул Дирк, и сам метнул гранату по высокой дуге, надеясь, что «колотушка» перелетит через препятствие и упадет в смежную траншею, — Не дайте этим недоноскам прижать нас к земле!
Французские гранаты Лемона имели достаточно слабое осколочное действие, но в условиях окопной войны это доставляло больше проблем их противникам, чем самим французам — осколки летели недалеко, но кучно, и зачастую способны были найти слабое место даже в толстых доспехах «Висельников».
Штейн высунулся в проход и тотчас дернулся, резко, как от удара электрическим током, дважды что-то громко лязгнуло, и в его наплечнике появилась маленькая вмятина, а в районе правой стороны груди — мятая неровная дыра размером с палец. Кажется, он ее даже не заметил. Приподнял «Льюис» одной рукой и выпустил длинную очередь, усеяв грязь под ногами россыпью дымящихся гильз. Он еще вспомнит недобрым словом французов, когда будет снимать свой доспех и обнаружит, что половина ребер торчит в разные стороны, как булавки из подушечки.
То, что штаб «Висельники» нашли, было ясно даже без схемы. Французы, которые ждали их здесь, отличались необычайной яростью, и не сдавали без боя ни шага, сражаясь то ли с безумной отвагой, то ли с отчаяньем обреченных. Кажется, это опять были гренадеры — Дирк так толком и не разобрал в грохоте и дыму. Его отряд нагрянул внезапно, выйдя обороняющимся во фланг, но те быстро сориентировались и обрушили на «Висельников» столько огня, что Дирк счел за лучшее не форсировать наступление. Кто бы ни оборонял штаб, эти ребята понимают, что отступать им некуда и биться будут как живые мертвецы, до тех пор, пока головы на плечах.
— De retour à la porcherie, sales Boches! — крикнул кто-то басом, и Дирк в очередной раз подумал, какой же уродливый и неприятный для человеческого уха этот французский язык, все слова которого как будто разбиты вдребезги и хаотично склеены.
— Что он там несет? — поинтересовался он, прижимаясь спиной к стене.
— Грязные боши… Убирайтесь… кажется, что-то про свинарник, — подумав, сообщил Юльке.
— Ладно, в любом случае это не было похоже на просьбу о капитуляции…
— Их мамаши еще запросят капитуляцию, когда фронтовой бордель…
— Лезут! — вдруг крикнул Штейн, прячась обратно вместе с пулеметом, — Готовьтесь!
Самое глупое слово — «готовьтесь». Когда ты здесь, ты всегда готов к тому, что очередная пуля, срикошетив от стены, снесет тебе половину головы. Или очередной француз вдруг окажется более ловким, чем тебе представлялось, и всадит в горло свой нож. К чему совершенно точно нельзя быть готовым, так это к тому, что когда-нибудь это кончится. И, перехватывая свой молот обеими руками, Дирк ощутил это совершенно отчетливо. Вся его жизнь пройдет здесь, и никакой другой за ней уже не будет. Не для него, и не для ребят из Чумного Легиона.
Услышав треск досок под чужим сапогом, Дирк перенес вес тела на левую ногу, и, помедлив на всякий случай, еще полсекунды, с силой отправил молот в сторону прохода. Расчет оказался верен, первый же француз, пытавшийся проскочить в траншею, угодил головой под удар стального бойка, и, зашатавшись, отвалился в сторону, как отрезанный от хлеба ломоть.
