Небеса ликуют - страница 105
Смех. Я так и не понял, чей — брата Полегини или того, Черного.
— Да бросьте! Такие, как мы, никогда никого не жалеют. Просто в Киеве перестали со мной считаться. Что ж, я поставил их на место!
Он улыбался. Нет, скалился! Джанардана был доволен собой.
— Убирайтесь отсюда! Быстро!
— Но…
Наши взгляды встретились, и Паоло Брахман умолк.
* * *
Сатана уходил. Седой костлявый Дьявол со страшной усмешкой на покрытом вечным загаром лице. Я прогнал его, но поздно, слишком поздно! С Противостоящим нельзя вступать в спор, ибо слова его — яд. Яд, от которого нет спасения.
Особенно если этот яд — правда.
Хотелось завыть, упасть на грязную землю, ударить кулаками в равнодушную твердь. Но сил не было. Ядовитый шип из сарбакана вошел слишком глубоко — не вытащить, не прижечь рану.
Во что ты верил, глупый ягуар?
«…А говорил в сердце своем: «Взойду на небо, выше звезд Божьих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему».
«Но ты низвержен в Ад!..»
Ночью в разрывах туч показалась луна. Мертвый лик скалился, освещая покрытое трупами поле. Подобрали не всех, и тлетворный дух, сладковатый запах Смерти, уже воскурялся кощунственным фимиамом к равнодушному Небу. Черные птицы пировали до вечера, радостно перекликаясь и терзая клювами беззащитные тела.
Но теперь птиц спугнули. В лунных лучах тускло блеснула сталь. Ровный строй пехотинцев вырос напротив вала, а за ним уже двигалась земля. Второй вал, такой же высокий, необозримый, поднимался навстречу первому.
Осада!
* * *
Шевалье ошибся, а может быть, это я оказался слишком далек от бесшабашной Марсовой потехи. Дни — тяжелые, неимоверно тоскливые, сливались в один, медленно приближаясь к неизбежному финалу. День — ночь, день — ночь…
— Монсеньор! Прикажите им! Прикажите!..
— Я не могу здесь приказывать, брат Азиний!
— Но… Что же делать? Очень много раненых, их нужно увозить, срочно увозить! Я говорю, но меня никто не хочет слушать!
— Хорошо. Я попытаюсь…
День — ночь…
* * *
— …Его Королевская Милость обещает пощаду всем, кроме вождей злонамеренной ребелии. А посему повелеваем: сотников и полковников в железа ковать, гарматы же и прочее оружие выдать, тако же гетьманскую булаву и иные клейноды…
— Долой! Геть! Долой! Не сдадимся, матери твоей черт, трясця в печенки, в глотку кол! Пусть Его Милость нас сперва в сраку поцелует!
День-ночь…
* * *
— Шевалье! Что у вас с ухом?
— А, пустяки, Гуаира! Просто царапина! Слыхали, как мы сражались? Ma foi! Эти немцы бежали словно зайцы. Мы отбили холм, тот, где татары стояли, помните?
— Но там сейчас королевский штандарт!
— Да? Ну, под конец немного не повезло. Vioux diable! Зато какая была драка!
День-ночь…
* * *
— Хлопцы! Крыса бежал!
— Какая, к бесу, крыса?
— Михаиле Крыса, полковник чигиринский, гетьманского полку! В табор королевский ушел с посольством и сбег, проклятый!
— Крыса и есть!
День —ночь…
* * *
— По приказу его мосци полковника Джаджалия! По трусам, присягу забывшим и бежать пытавшимся, — пли!
— Да, панове, этот не шутит!
День — ночь…
* * *
— Возьмите письмо, сьер Гарсиласио. Если выберетесь отсюда, покажете его в Риме. Я написал все, что мог.
— Благодарю, сьер де Гуаира. Зная ваше красноречие, могу себе представить! Наверно, меня сделают кардиналом!
— Едва ли. Зато сохранят жизнь — вам и вашим близким. Может быть…
День — ночь…
* * *
— …И о том, что ни день, в таборе болтают. А посему я, полковник Джаджалий, гетьман наказной, слово даю и клянусь: мы, черкасы реестровые, друзей своих посполитых не бросим и без них из осады не уйдем! И в том целую Евангелие и крест святой!..
— Хлопцы, поцеловал!.. поцеловал… поцеловал…
День — ночь…
* * *
— Наливай, панове! Все одно — конец пришел. Выпьем там и выпьем тут, на том свете не дадут!..
— Ну а ежели дадут, выпьем сразу там и тут! Первую чарочку — да за шинкарочку!
— Где ж та шинкарочка?
День — ночь…
* * *
— Гуаира! Гуаира! Беда! Река!.. Река разлилась! Татары, то есть — тьфу! — король приказал построить гра… гре… грэблэ!
— Греблю, шевалье. Я же вам говорил!
— Но… Parbleu! Сделайте что-нибудь! Вы же строили эти…
— Плотины? Строил. Воду можно отвести, сзади есть подходящая низина. Я покажу, что нужно сделать.
— Ура!!!
— Погодите! Передайте генералу Джаджалию, что у меня есть условие. Как только откроется гать, первым делом переправите раненых. Вы меня поняли? Раненых — первыми!
День — ночь…
* * *
А чтоб того Хмеля пуля не минула,
Что велел орде он брать девки и молодицы!
Хлопцы зачинают, девки подпевают:
А чтоб того Хмеля пуля не минула!
— Тише, дурак! Услышат!
— И что? Думаешь, боюсь? Эй, панове, все слушайте: гетьман Хмель зрадник, зрадник, зрадник, зра!..
— Докричался, собака!
День — ночь…
* * *
— Хвала Богу, монсеньор, раненых, самых тяжелых, уже начали переправлять! Но… У меня просьба. Большая просьба! Здесь нет ни одного католического священника, а мне… Мне надо исповедаться! Ибо согрешил я тремя чувствами: зрением, слухом, особливо же — осязанием…
— …И отпускаю тебе грехи, сын мой, вольные и невольные, дабы безгрешным предстал ты на Божий суд. Амен!
— Помилуй, Господи, помилуй. Господи… Монсеньор, я конечно, недостоин… Но я тоже священник, я могу принять исповедь у вас! Мало ли что может случиться!
