Не убивай - страница 81

понимал, что умирает еще молодым. И этим был несказанно счастливым.

Но перед самой черной бездной его остановили. Трое ждали его. Его отец

посмотрел на друга.

- Рано.

Втроем они посоветовались. И тяжелой рукой отца его вновь сбросили с

небес прямо на землю.

*

Боль, которая никогда не отпускала его, крепко привязала его к земле еще в

самом первом ранении в двадцатилетнем возрасте. Тогда, подобно двум

плитам земной коры, прошла глубокая трещина, разбив вдребезги наивное

его детство, его мечты и веру в вечную прекрасную жизнь. Вместо этого

она принесла ему постоянную незатихающую боль и с трудом

превозмогающую искусственную улыбку. Болтаясь в госпиталях, он

доходил до самого края отчаяния. Но там была та, которая вытащила тогда

его из пропасти.

И он принял первый свой неравный бой. Пока его сверстники,

относительно статистически успешные, прокручивали разноцветный фильм

185

185

тщеславия, он с нуля невероятными усилиями научился удерживать боль и

улыбаться наперекор всему.

Но в этот раз боль была такая, которая бывает лишь в промежуточном

состоянии, между жизнью и смертью. Из далекого далека прилетели его

два ангела и неотступно витали в округе. Он понимал, что если он уснет, то

умрет.

Он приказал себе: «Не спи!». У него есть дело. И он должен его сделать!

*

Бесконечным сном закричала его мать. Младшая из девятерых братьев и

сестер. Расстрел ее отца на дне глубокого черного оврага. Молодые

красивые охранники с втянутыми внутрь нижними челюстями, уносящие ее

игрушки, сделанные руками отца, ее тетрадку с ее первыми стихами, истрепанные книжки, передаваемые по наследству. Новое мудреное слово:

«Конфискация. Полная конфискация». Поначалу всем казалось, что это

какая-то ошибка, и вот-вот она рассеется. Поначалу многие еще шутили, когда каждый день увозили семьи на пересылку и потом на коричневые

ржавые баржи. Но особых весельчаков и умников по вечерам забирала

особая тройка «куда следует». Этих людей больше никогда никто не видел.

У всего поколения детей «врагов народа» тогда навсегда исчезли улыбки.

В раннем октябре баржа пристала на берегу широчайшей реки.

Оставшуюся часть семьи вновь разделили. Мужчин, ее братьев, в тайгу. А

женщин и ее мать в другую тайгу. По утрам божественно блистали в ургане

сверкающие зеркала первого тонкого льда, рисовали замысловатые узоры и

веера змеи великой реки и улетающие яркие разноцветные листья, томящиеся в чистейшем воздухе. Они копали землянки целыми днями, пытаясь спастись от голода и холода безмерных васюганских болот.

Ее мать понимала, что с приближающейся зимой вряд ли кто-либо выживет.

Ей удалось умолить помощника капитана, отдав последние вещи, спрятать

пятнадцатилетнюю дочку под покровом ночи в брюхе огромной баржи.

Но оказалась все не так.

В ту же ночь пьяный молодой рыжий охранник пытался изнасиловать

девочку. Чудом она выскочила из баржи.

В эту ночь она перешла из состояния спецпоселенки дочери врага народа в

состоянии беглой дочери врага народа, сокращенно ЧСИР.

Бессознательная память человека способна вынести такое, которое нельзя

ни вынести, ни забыть. Это все безотчетное пытается успокоить тебя и

окрылить тебя. Но в глубине души остаются раны, которые нельзя никак

залечить простыми способами: ни деревянным равнодушием, ни полным

безразличием и ни осознанным отупением. И примирить это

бессознательное в тебе несовместимыми лоскутами разорванного одеяла

186

186

судьбы, видимо, можно лишь через глубочайшее раскаяние и искупление.

Нечасто появляются великие души. Ты можешь стать одной из них.

*

Заканчивалась ночь. Тело полковника, чуть присыпанное пылью и песком, оставалось в неподвижности. Но его глазные впадины были полны слёз и

ручейком струились темные полосы на его щеках.

*

Она безумно бежала прочь от Парабеля, от разбитых трактов, от дорог, от

тропинок и забилась в самую бесконечность ургана. Девочка научилась

дремать под корягами, в дуплах нор, пытаясь согреться, есть замерзшие

ягоды, орехи, кору и вороньи яйца. Она уже никогда более не могла

спокойно спать, ожидая ареста, боясь больше всего людей, а уж потом

диких зверей.

Через некоторое время выпал пушистый снег и трескучие сибирские

морозы сковали тайгу. Она двигалась по сибирским трактам на юг по

ночным звездам, прячась от человека, кошевок и машин в копнах сена, в

заимках, в банях, сараях и хлевах. Девчонка выжидала часами, пока какой-

либо поздний прохожий шёл по улице, и все собаки начинали взахлеб

соревноваться в громком торжественном лае. В этот миг она пыталась

проскочить в какое-либо убежище, располагая к себе местных дворовых

псов. Иногда там она находила короткие счастливые мгновения тепла и

забытья, отыскивала куриные яйца, пила коровье молоко или обгладывала

кости. Но с первыми петухами надо было уходить в глубокую чащу, встречая восход солнца, наполняющегося музыкой.

Соорудив себе некие «снегоступы», девочка собирала замерзшую красную

калину, а при виде редких охотников, удирала быстрее петляющей лисы.

В начале апреля сибулонка дошла до своей деревни, пройдя тысячу

километров и тысячу лет. Ее старшая сестра, которая ранее успела выйти

замуж, и этим спаслась от ареста, сразу отказалась приютить ее.

- Ты что? Ты что? Ты сбежала? Нет, не могу…

Небо и земля поменялись для неё местами и обрушились друг на друга.

Заливаясь слезами, она всю эту ночь плакала, стенала, выла и с криком