Не убивай - страница 81
понимал, что умирает еще молодым. И этим был несказанно счастливым.
Но перед самой черной бездной его остановили. Трое ждали его. Его отец
посмотрел на друга.
- Рано.
Втроем они посоветовались. И тяжелой рукой отца его вновь сбросили с
небес прямо на землю.
*
Боль, которая никогда не отпускала его, крепко привязала его к земле еще в
самом первом ранении в двадцатилетнем возрасте. Тогда, подобно двум
плитам земной коры, прошла глубокая трещина, разбив вдребезги наивное
его детство, его мечты и веру в вечную прекрасную жизнь. Вместо этого
она принесла ему постоянную незатихающую боль и с трудом
превозмогающую искусственную улыбку. Болтаясь в госпиталях, он
доходил до самого края отчаяния. Но там была та, которая вытащила тогда
его из пропасти.
И он принял первый свой неравный бой. Пока его сверстники,
относительно статистически успешные, прокручивали разноцветный фильм
185
185
тщеславия, он с нуля невероятными усилиями научился удерживать боль и
улыбаться наперекор всему.
Но в этот раз боль была такая, которая бывает лишь в промежуточном
состоянии, между жизнью и смертью. Из далекого далека прилетели его
два ангела и неотступно витали в округе. Он понимал, что если он уснет, то
умрет.
Он приказал себе: «Не спи!». У него есть дело. И он должен его сделать!
*
Бесконечным сном закричала его мать. Младшая из девятерых братьев и
сестер. Расстрел ее отца на дне глубокого черного оврага. Молодые
красивые охранники с втянутыми внутрь нижними челюстями, уносящие ее
игрушки, сделанные руками отца, ее тетрадку с ее первыми стихами, истрепанные книжки, передаваемые по наследству. Новое мудреное слово:
«Конфискация. Полная конфискация». Поначалу всем казалось, что это
какая-то ошибка, и вот-вот она рассеется. Поначалу многие еще шутили, когда каждый день увозили семьи на пересылку и потом на коричневые
ржавые баржи. Но особых весельчаков и умников по вечерам забирала
особая тройка «куда следует». Этих людей больше никогда никто не видел.
У всего поколения детей «врагов народа» тогда навсегда исчезли улыбки.
В раннем октябре баржа пристала на берегу широчайшей реки.
Оставшуюся часть семьи вновь разделили. Мужчин, ее братьев, в тайгу. А
женщин и ее мать в другую тайгу. По утрам божественно блистали в ургане
сверкающие зеркала первого тонкого льда, рисовали замысловатые узоры и
веера змеи великой реки и улетающие яркие разноцветные листья, томящиеся в чистейшем воздухе. Они копали землянки целыми днями, пытаясь спастись от голода и холода безмерных васюганских болот.
Ее мать понимала, что с приближающейся зимой вряд ли кто-либо выживет.
Ей удалось умолить помощника капитана, отдав последние вещи, спрятать
пятнадцатилетнюю дочку под покровом ночи в брюхе огромной баржи.
Но оказалась все не так.
В ту же ночь пьяный молодой рыжий охранник пытался изнасиловать
девочку. Чудом она выскочила из баржи.
В эту ночь она перешла из состояния спецпоселенки дочери врага народа в
состоянии беглой дочери врага народа, сокращенно ЧСИР.
Бессознательная память человека способна вынести такое, которое нельзя
ни вынести, ни забыть. Это все безотчетное пытается успокоить тебя и
окрылить тебя. Но в глубине души остаются раны, которые нельзя никак
залечить простыми способами: ни деревянным равнодушием, ни полным
безразличием и ни осознанным отупением. И примирить это
бессознательное в тебе несовместимыми лоскутами разорванного одеяла
186
186
судьбы, видимо, можно лишь через глубочайшее раскаяние и искупление.
Нечасто появляются великие души. Ты можешь стать одной из них.
*
Заканчивалась ночь. Тело полковника, чуть присыпанное пылью и песком, оставалось в неподвижности. Но его глазные впадины были полны слёз и
ручейком струились темные полосы на его щеках.
*
Она безумно бежала прочь от Парабеля, от разбитых трактов, от дорог, от
тропинок и забилась в самую бесконечность ургана. Девочка научилась
дремать под корягами, в дуплах нор, пытаясь согреться, есть замерзшие
ягоды, орехи, кору и вороньи яйца. Она уже никогда более не могла
спокойно спать, ожидая ареста, боясь больше всего людей, а уж потом
диких зверей.
Через некоторое время выпал пушистый снег и трескучие сибирские
морозы сковали тайгу. Она двигалась по сибирским трактам на юг по
ночным звездам, прячась от человека, кошевок и машин в копнах сена, в
заимках, в банях, сараях и хлевах. Девчонка выжидала часами, пока какой-
либо поздний прохожий шёл по улице, и все собаки начинали взахлеб
соревноваться в громком торжественном лае. В этот миг она пыталась
проскочить в какое-либо убежище, располагая к себе местных дворовых
псов. Иногда там она находила короткие счастливые мгновения тепла и
забытья, отыскивала куриные яйца, пила коровье молоко или обгладывала
кости. Но с первыми петухами надо было уходить в глубокую чащу, встречая восход солнца, наполняющегося музыкой.
Соорудив себе некие «снегоступы», девочка собирала замерзшую красную
калину, а при виде редких охотников, удирала быстрее петляющей лисы.
В начале апреля сибулонка дошла до своей деревни, пройдя тысячу
километров и тысячу лет. Ее старшая сестра, которая ранее успела выйти
замуж, и этим спаслась от ареста, сразу отказалась приютить ее.
- Ты что? Ты что? Ты сбежала? Нет, не могу…
Небо и земля поменялись для неё местами и обрушились друг на друга.
Заливаясь слезами, она всю эту ночь плакала, стенала, выла и с криком