В любой гадости ищи свои радости - страница 80
собирался его убить. И ведь тоже не на дуель вызвал, а из-за кустов хотел...
Но как ни старалась глупая любовь оправдать голубоглазого война, как ни пыталась я сама понять и
принять... Что-то глубоко внутри, привычное и куда боле основательное, чем любовь твердило:
такому нет и быть не может оправданий.
Что бы ни совершил горбун – это грех и вина горбуна, а поступок Эйлара только на его собственной
совести и ни на чьей больше. Ка бы ни хотелось поверить в обратное, я чётко осознавала это, И всё
же...
Помогать вонючке, лишившему меня надежды вернуться к родным и близким, не тянуло, как не
тянуло и сгореть заживо. А вероятность последнего была велика. Гроза стихла так же внезапно, как и
началась, а полыхающий обломок ствола всё ещё нависал над нами. Но теперь огню не мешал
ворчливый ливень и колкие искры всё чаще падали на шкуру.
Не будь я насквозь промокшей, наверное. было бы хуже, а так... Даже в такой гадости как ледяной
душ посреди ночных гор, оказывается, есть положительные стороны. Повторный тихий стон в районе
‘под брюхом’ и упавший прямо перед мордой кусок ветки слегка привели в чувство.
Так: предаваться отчаянию и самобичеванию можно и в более уютной обстановке. Около костра
например. И. желательно, чтобы костёр был около, а не над нами.
Осторожно, и очень медленно я приподнялась. Дерево угрожающе затрещало, но, к счастью, не
упало. И сейчас мне как-то по барабану было благодаря сему я могу вообще стоять, держа на спине
нехилую ношу. А не дрыгаю ногами с перебитой хребтиной. Удача, магия богини или высшая
справедливость без разницы.
– Манюня, я тебя придушу, – просипел снизу кошмар. – Не могла на пять минут позже всё
испортить?
Я промолчала, стиснув зубы и уговаривая себя потерпеть ещё чуть-чуть. Дождаться пока этот
неблагодарный гад выползет из ямы и тогда... Пошлю его к лысой бабушке.
Грязный, в рванине, переставшей напоминать даже половые тряпки, зомбик неуклюже, но упорно
карабкался, цепляясь за мокрые и оттого скользкие узловатые корни. Пожалуй, я и вправду плюнула
на проблемного спутника, если б не увидела...
Рыжие блики пугающе громко трещащего пламени упали на лицо Алехандро, высветив багровые
кровоподтёки и разбитые губы, рассечённую бровь... Катясь вниз по склону можно разбиться
насмерть, свернуть себе шею, исцарапаться вдрызг, но вот такое бывает лишь от многочисленных
ударов кулаками.
– Теперь, я придержу вот тут, – с явным усилием выпрямляясь, зомбик ухватил за тонкую часть
лежащей на моей спине части ствола, – А ты на счёт три очень быстро двигаешь оттуда. Только
осторожно. Здесь скользко.
А то я не в курсе! Сама вижу, но как этот полуживой калека собирается...
– Три! – Сдавленно простонал и, приподнял обломок.
Совсем чуть-чуть, но мне хватило, чтоб, пусть и ободрав бока выскользнуть на свободу. В
следующую секунду Алехандро упал на колени. И без того уродское личико, теперь ещё и
‘украшенное’ усилиями Эйлара и его людей, исказила гримаса боли.
– Не надо было тебе вмешиваться, – чуть ли на карачках отползая в сторону, прошипел калека. –
Теперь достать Нассара будет почти невозможно. Особенно со сломанными-то рёбрами И ведь его
цепные псы и тебя не пощадят, глупышка.
Из всего сказанного мозг вычленил лишь две вещи: у горбуна сломаны рёбра и он, всё равно,
собирается убить Эйлара. И то и другое пугало до дрожи. Вот только решение – было одно и для
‘помочь’ и для ‘помешать’. Опустившись на колени рядом с кошмаром теперь уже не только дней, я
тряхнула спутанной гривой.
С откровенным недоверием покосившись на меня:
– Нет уж. После всего, верить тебе нельзя.
По-хорошему, радоваться бы, тчо не придётся это чудо гниющее на себе везти, а мне... Так обидно
стало. Ведь в чём-то Алехандро был прав. Пусть не надолго, но на какую-то долю секунды я всерьёз
задумалась над требованием Эйлара убить горбуна. Слёзы полились сами собой. Так или иначе, но...
– Манюня, ты... – зомбик окаменел, – плачешь?
Я не плакала – ревела.
В голове всё смешалось в какую-то невообразимую кашу. Тоска по дому, страх, чувство вины, стыд,
обида, разбитые надежды, усталость, боль и куча ещё всякого разного.
– Ох, не надо так, – опускаясь рядом на колени, осторожно протянул ладонь калека. – Пожалуйста!
Манюнечка... Я не хотел тебя обидеть, но...
Вот именно: ‘но’! Алехандро даже сам не понимал, насколько был прав в своих подозрениях! Было,
было это самое мерзкое и постыдное ‘но’! В какой-то момент. Я ведь почти согласилась, почти
поддалась золотистому восторгу! Убить, не ради любимого, а чтобы быть с ним! Я...
– Малышка, прости меня. – неожиданно тёплые пальцы погладили по щеке. В смысле – по морде.
И вот почему-то противно совсем не было. Наоборот, сочувствие и тепло человека, которому, если
откровенно, куда хуже чем мне, отдалось внутри и я прижалась к руке кошмара.
– Знаешь, – тихо и слегка отстранённо просипел тот, – Когда сесстра с мужем и сыном погибли,
думал: ничего кроме ненависти чувствовать уже не смогу. Так было... Пока не купил тебя, бешенную.
Я за всю жизнь столько не удивлялся, малыш.
Горбун замолк, рассеянно и как-то очень бережно поглаживая кончиками пальцев мой мокрый нос.
Постепенно приходя в себя, я сглотнула и глаза сами сошлись на переносице...
Кажется, отвращение и брезгливость решили вернуться на своё законное место. В неверном свете
горящего дерева, да ещё так близко, рассмотреть что-то было непросто, но память... В её исполнении
