«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнил - страница 20

пес…


Это злобу внука,
ненависть волчью
дед поднимает в моей крови,
на пустом животе ползая за сволочью:
— Божескую милость собаке яви…


Я ее, густую, страшной песней вылью
на поля тяжелые,
в черный хлеб и квас,
чтобы встал с колен он,
весь покрытый пылью,
нерадивый дед мой —
Корнилов Тарас.

1930

Качка на Каспийском море

За кормою вода густая —
солона она, зелена,
неожиданно вырастая,
на дыбы поднялась она,
и, качаясь, идут валы
от Баку
до Махач-Калы.


Мы теперь не поем, не спорим —
мы водою увлечены;
ходят волны Каспийским морем
небывалой величины.


А потом —
затихают воды —
ночь каспийская,
мертвая зыбь;
знаменуя красу природы,
звезды высыпали, как сыпь;
от Махач-Калы
до Баку
луны плавают на боку.


Я стою себе, успокоясь,
я насмешливо щурю глаз —
мне Каспийское море по пояс,
нипочем…
Уверяю вас.


Нас не так на земле качало,
нас мотало кругом во мгле —
качка в море берет начало,
а бесчинствует на земле.
Нас качало в казачьих седлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых —
нас укачивала любовь.


Водка, что ли, еще?
И водка —
спирт горячий,
   зеленый,
      злой;
нас качало в пирушках вот как —
с боку на бок
и с ног долой…


Только звезды летят картечью,
говорят мне…
   — Иди, усни…
Дом, качаясь, идет навстречу,
сам качаешься, черт возьми…


Стынет соль
девятого пота
на протравленной коже спины,
и качает меня работа
лучше спирта
и лучше войны.


Что мне море?
Какое дело
мне до этой
зеленой беды?


Соль тяжелого, сбитого тела
солонее морской воды.


Что мне (спрашиваю я), если
наши зубы
как пена белы —
и качаются наши песни
от Баку
до Махач-Калы.

1930

Каспийское море — Волга

«Снова звезды пылают и кружатся…»

Снова звезды пылают и кружатся,
ходят сосны, сопя и трубя,
закрывая глаза от ужаса,
я обманываю себя.


Милый тесть мой,
Иван Иваныч,
берегите мою жену,
я опять пропадаю на ночь,
словно камень иду ко дну.


Прямо падаем все от хохота,
ничего не понять спьяна —
это домики,
это Охта,
это правая сторона.


Боком,
   гоголем,
      чертом старым —
наши песенки об одном, —
разумеется, по гитарам
ходят рученьки ходуном.


Сукин сын,
   молодой безобразник,
дует в бубен,
   а бубен — день…
Нынче праздник,
   и завтра праздник,
только будет и буден день.


Только вспомню, как пел, бывало,
под Самарою,
под Москвой —
чертов баловень,
запевало,
в доску парень, ребята, свой.


Задушевная песня-премия
легче ветра и ковыля,
день за днем золотое время
пролетает шаля-валя.


— Купите бублики,
гоните рублики, —
песня аховая течет,
и в конце концов от республики
мы получим особый счет.


А по счету тому огулом
по заслугам и по делам
нашу жизнь назовут прогулом
с безобразием пополам.


Скажет прямо республика:
   — Слушай,
слушай дело, заткнись, не рычи, —
враг на нас повалился тушей,
вы же пьянствуете, трепачи.


Пота с кровью соленый привкус
липнет, тело мое грызя…
И отвесит потом по загривку
нам разá
и еще разá.


Все припомнит — растрату крови,
силы, молодости густой,
переплеты кабацкой кровли
и станков заржавелый простой.


Покачаемся и скажем:
   — Что ж это
и к чему же такое все,
неужели исхожено, прожито
понапрасну, ни то ни се?


Ни ответа,
   ни теплой варежки,
чтобы руку пожала нам,
отвернутся от нас товарищи
и посмотрят по сторонам.


Да жена постареет за ночь,
может, за две — не за одну.
Милый тесть мой,
Иван Иваныч,
не сберег ты
мою жену.

<1931>

Подруга

Я и вправо и влево кинусь,
я и так, я и сяк, но, любя,
отмечая и плюс и минус,
не могу обойти тебя.

Первая  Назад 

20/138

Вперед  Последняя