Контакт первой степени тяжести - страница 115
– То есть если я попытался бы с руки сорвать наручник, – уточнил Калачев, – который разрывается усилием десять тире четырнадцать тонн…
– Вы оторвете себе кисть руки наручником – и только, – закончил эксперт.
* * *
Думать было нечего, надо было продолжать жить.
Не ново, впрочем, не свежо – ведь именно этим он и занимался последние десятилетия.
Белов зашел в осевшее на один бок, перекосившееся здание полустанка.
Сто лет назад крашенные стены – в застывших потеках краски. Сто лет назад краски было, видать, выше крыши.
Скамейки. Две. Облупленные, выщербленные.
Бачок с водой и кружка на цепи.
Закрытое окошко кассы. Решетка на окошке. Занавеска за стеклом.
Вот, рядом с кассой – расписание. «В Москву» и «Из Москвы». Написанное от руки, дешевой шариковой ручкой… Она, эта ручка, то писала, а то и нет…
Стоять перед окошком или сидеть на лавочке можно было сколько угодно: но ничего не высидишь…
Белов постучался в дверь с надписью «Служебный вход».
– Да-да!
Он приоткрыл дверь. Две женщины средних лет сидели возле пульта связи и пили чай.
– Что вы хотите? – спросила женщина, не поднимая глаз от чая.
– Хочу уехать в Москву.
– Идите в зал, к окошку. Билеты за час до поезда… – она подняла взгляд на Белова и даже вскрикнула – от ужаса…
– Что?! Что такое?! – еще больше испугался сам Белов.
Метнулся к зеркалу: фу-у-у, слава тебе, господи: клыки не выросли…
– В каком вы виде?! Боже мой!
– Ну… Провалился в болото…
– В таком виде вас в поезд могут и не пустить!
– Да у меня и денег нет – к тому же, – почти что с похвальбой в голосе сообщил Белов.
– Ох, удивил чем! У нас их тоже нет.
– Зато у вас есть телефон… Вы разрешите – может быть, мне вышлют.
– Что, обокрали вас, что ль?
– Не то слово… – уклонился Белов от прямого ответа.
– Сними пальто-то… К печке сядь вон, погрейся!
– Хотите чая?
– С удовольствием!
– Да как ты вешаешь пальто-то? Да за неделю так не высохнет. Сначала наизнанку. Перевесь сюда, там же от окна тянет… Вот, хорошо. И карманы выверни.
Как только Белов начал выворачивать первый карман, из него выпала стодолларовая купюра…
Белов поднял ее – она была практически сухая…
– Что сей сон означает?
– Ого! А говорил, что нет денег!
– Здесь есть где поменяться?
– А как же, конечно – рядом. Видели паровоз?
– Это который в землю-то врос?
– Ну! Это и есть обменный пункт.
* * *
Мертвый паровоз был действительно переоборудован в обменный пункт: на тендере мелом был начертан курс покупки, курс продажи.
Не успел Белов залезть в кабину машиниста, как дверца топки распахнулась.
Белов сунул туда, в топку, свои сто долларов.
Топка захлопнулась.
Не прошло и тридцати секунд, как распахнулось поддувало и из него высыпалась куча рублей.
* * *
Засовывая пачку российских купюр в карман брюк, Белов вдруг почувствовал, что там, в кармане, опять лежит какая-то бумажка…
Он вытащил ее – сто долларов!
Снова засунул руку в карман. Опять сто.
В другой карман. И там сто.
Еще раз! Сто.
А в этом? Сто.
А ну– ка, снова? Сто!
Все были новенькие, сухие, с различными номерами. Да сразу было видно, без телескопа, даже без детектора, что доллары самые настоящие.
Белов подумал и зло цыкнул зубом.
«Таким вот даром наградить того, кто себя считает художником… – мелькнула у него в мозгу невеселая мысль. – Подсунуть бесконечное благосостояние художнику – такое только этот козел мог придумать. Вот сука же, иезуит поганый! Плесень! Поддел, нечего сказать, поддел! Из-за угла! По сучьи так, исподволь… Мерзавец».
– Постой же гад, дай срок – достану я тебя еще, Борис Тренихин! – сказал он вслух, слезая с паровоза назад, на грешную землю. – Ну, падаль, погоди!
* * *
Перед Иваном Петровичем Калачевым лежал лист бумаги, на котором были написаны только два пункта:
1. Наручники
2. Молния
Правее обоих пунктов стояла объединяющая их фигурная скобка и вынесен общий вердикт: «Не может быть, потому что не может быть никогда».
Калачев думал и курил, думал и курил…
Наконец он затушил сигарету, докуренную им, что называется, «до ногтей», и подписал пункт третий и четвертый:
3. Уничтожение банды Рыжего-Серого – как? Зачем?
4. Исчезновение из Буя.
– Ага! Из Буя! – вдруг осенило его. – Вот ведь что, из Буя же!
На бумаге тут же возник вывод:
5. Сцепщик —?!
Он встал, снял пиджак со спинки стула:
– Ну, сцепщик, погоди!
* * *
На выходе из здания, кивая машинально охране, Калачев получил в ответ:
– Доброе утро!
После бессонной ночи это абсолютно обычное приветствие прозвучало в ушах Калачева настолько нелепо, что он даже как-то опешил…
– О, это ты, Капустин?
– Так точно! А вы все над Беловым размышляете?
– Ну.
– Есть информация оттуда. – Капустин кинул взгляд на потолок. – Дело не то чтобы закрыто, а уже не актуально.
– Откуда вам-то все известно раньше нас?
– Земля слухом полнится… – сказал Капустин. – Да и опять же – интуиция.
– А вот скажи-ка, интуиция – земля не полнится ли слухом, что начатое дело надо доводить до конца в любом случае? Что бы там, в Кремлях разных, ни происходило, а начатое нужно добивать до упора. До ручки. Всегда.
– Нет. Такого слуха нет. А что касается интуиции, так я доложу вам, что дело Белова вы сегодня к вечеру раскрутите вчистую и полностью – это я вам обещаю, это совершенно точно!
Иван Петрович усмехнулся:
– А интуиция тебе не говорит, откуда озарение ко мне придет?
– Говорит! Вам озарение собака принесет.
