На пороге Тьмы - страница 145
– Ну… как знаешь, – все же с сомнением ответил он.
Опять пробежка на четвереньках, стул на середину комнаты, в тень, за ним сам на колено встал. Бинокль в руки, объективы на лес. Куда они могли деться? Сбежали, потеряв сразу двоих из четверых, или все же где-то укрылись? Оттуда пока не стреляли – похоже, что если не смылись, то старались помочь забыть о себе. А нам как раз забывать о них не надо: такой забытый противник всегда самый пакостный, а у меня план и так весь на соплях держится, любое вмешательство – и нам кранты. И не только нам, что еще страшнее.
Где они могут быть? Лес довольно прозрачный: бор сосновый, даже без подлеска. Можно только за стволами деревьев укрыться, иначе никак. Правда, видно очень плохо – и так сумерки, а там вообще темно. Ну-ка, раз все равно время есть, будем все крайние деревья по одному осматривать. Мы туда не стреляли ни разу, так что противник вряд ли будет укрываться всерьез: наверняка сюда поглядывает. А если поглядывает, то заметить его все же можно. Тут триста метров всего примерно, ну чуть больше, – вообще не дистанция. Самому бы только пулю не схлопотать, пока глазею… Но перископ все же на другой стороне нужнее, так что будем рассчитывать на удачу: авось не оставит своей милостью.
Деревья как деревья, стволы толстые, лес старый. На такое дерево никто не полезет: это как на мачту карабкаться – и трудно, и весь на виду будешь, – значит, скорее всего, противник залег.
Сколько ни высматривал, так ничего и не обнаружил. Но не думаю, что они ушли: темно там для меня просто, не получается увидеть. Я даже приманку пытался сделать из найденного в шкафу старого дождевика и валика от дивана, на выстрел выманить, но не клюнули. Или все же нет там никого? Ох-хо, как мне это все не нравится…
– Вов! – послышался сдавленный и малость испуганный крик Федьки.
Я понял, что спрашивать: «Чего?» – не надо: Федька зовет меня не просто так. Рванул туда, предчувствуя неприятности, и не обманулся. Иван сразу сунул мне в руку перископ, показал направление, сказал:
– Туда гляди. Где дробилка угольная и кучи за ней… видишь? Сверху.
Сначала я не увидел ничего. Огромные кучи дробленого угля, приготовленного к погрузке, слежавшиеся и спекшиеся под дождями и ветрами, все равно оставались черными, равно как и черной была земля вокруг них на добрую сотню метров. Да и вообще вся станция была покрыта угольной пылью, так что неудивительно, что тварь я разглядел с немалым опозданием.
– «Гончая»…– пробормотал я, чувствуя, как все холодеет внутри. – Дождались, мать их в хрясло…
– Они самые, – подтвердил Федька.
«Гончая», пока одна, сидела прямо на вершине угольного холма, уставившись на наше убежище. Как всегда, нельзя было тварь толком разглядеть из-за окружающей ее дымки Тьмы, и, как всегда же, ее взгляд ощущался как лезвие ледяного ножа, которым тебе водят где-то возле сердца.
– Вот чего они ждали, – сказал Иван. – Могу поспорить, что высунуться нам не дадут. Пока одна, но…
– А это посмотрим, – сказал я больше для того, чтобы самому себе бодрости прибавить. – Иван, пока здесь, паси люк возле шеста, Федька, бери свою шарманку – благо патронов много, – и вход на прицел. Все, что сунется, кроши в клочья. Гранаты держите под рукой… Даже так: Иван, возьми половину гранат у Федьки и рядом выложи… Федь!
– Я! – откликнулся тот вполне по-военному.
– Если какая-то тварь проскочит – благо они шустрые, от входа дальше, в мертвую зону, – командуй Ивану: пусть гранату прямо в люк скидывает. Там пусто, защиты нет, всех накроет. Понял? Иван?
Поняли оба. Правда, Иван сказал:
– Может, ворота попробуем закрыть?
– Не выйдет, – решительно сказал Федька. – Они осели, толкать придется долго, и тогда эти, из депо, долбанут со всех сторон.
Иван лишь матюкнулся.
– Я попытаюсь хоть кого-то привалить, пока они сюда доберутся, после чего буду тебя прикрывать, если полезут, – сказал я Федьке. – Все, вперед, времени не теряем.
Снова за перископ. Вот она, «гончая», сейчас неподвижна, как памятник самой себе, темная, злобная и вечно голодная, как сама Тьма. Все тот же чуть размытый, совершенно темный силуэт, больше похожий даже не на сгусток Тьмы, а на настоящий провал в нашей действительности, словно она была вырезана из ее ткани и сквозь силуэт сюда пробивалось нечто отвратительно темное, неправильное, чего в этом мире быть не должно.
А вот и вторая медленно взбирается на ту же кучу, усаживается рядом, ниже, словно демонстрируя, кто здесь вожак, а кто при нем. До них сейчас… они сидят… та, что наверху, как раз на две тысячных выросла, а это получается… сколько она ростом? Метр двадцать – метр тридцать… Да, примерно так, я хорошо помню, она же прямо передо мной на капоте машины сидела, значит… один и два на тысячу и пополам… метров шестьсот получается, может, чуть больше – все же погрешность имеется… ветра нет… температура сейчас градусов десять… четвертушку добавляем… Вру, треть добавляем: тут все же больше шестисот, – как раз баш на баш получится…
Сам не заметил, как винтовка была уже в руках, вновь уложена на спинку топчана, а пальцы крутили маховички прицела. Пока в меня не стреляли – не заметили, наверное. Ну и хорошо, что не заметили, это очень даже радует.
Ветра нет по-прежнему – так, чуть-чуть, вон клок тумана еле ползет… но ползет, не стоит. Четвертушка дерривации, еще единичка на ветер – он слева, – значит, прибавляем… Вот так. У них есть вожаки, интересно, или это я сам себе придумал?
Не промахнуться бы… Акелла промахнулся – тоже ведь вожак был. Главарь. Атаман. Босс всех боссов – вроде той твари, что у меня на прицеле… Заостренный кол вертикальной нити вот так, под задницу…
