Я иду искать. История вторая - страница 185
...— Хах!
Олег отступил, в сторону и назад. Стрелок выпустил винтовку, склонил голову набок. Ноги его подломились куда-то вперед и влево, он неловко сел в вереск, в потоптанный снег, поднеся левую руку ко лбу. Потом бесшумно упал на спину — по волосам текла кровь.
На войне не бывает обманутых. Обманывают лишь того, кто сам хочет обмануться.
И нет на войне невиновных. Виновны все. И те, кто делал, дураков, манекенов из этих ребят... и даже из хангаров. И они — охотно и быстро поверившие в сказку, в сказку о рае без памяти, о том, что проще и лучше ни к чему не стремился и ничего не хотеть.
И мы. Потому что мы нашли самый простой выход. Как всегда — самый простой и самый быстрый выход. Убивать — вместо того, чтоб попытаться открыть им глаза.
Утешает лишь то, что мы все-таки виноваты меньше. Мы никому не обещали рая — и раз люди вышли защищать нашу жизнь, не дожидаясь обещаний — значит, не так уж плоха эта жизнь.
И разве наша вина в том, что не получается без убийства дать отпор тем, кто покушается на наш мир... Мир? Много раз пытались — и в истории Земли, и здесь, наверное, да и на других планетах — точно. Выходили навстречу с Библией... или со сборником статей экуменистов, или там Бердяева какого-нибудь... Таких рубили и стреляли, даже не выслушав. И с особенным наслаждением — безоружного убивать легче...
Поэтому мы вышли с мечами и автоматами. А говорить начнем потом — для тех, кого заставим считаться с нами.
Это ужасно. Но что поделать, если получается ТОЛЬКО ТАК?
А вину — ее мы возьмем на себя... Не переломимся под ее грузом, вынесем ее тяжесть, как вынесли в этих горах тяжесть войны...
* * *
— Так оно и стало, — Борислав в последний раз бросил, камас в снег, выдернул его и аккуратно вытер плащом. Глаз не поднимал, все вокруг смотрели сочувственно. Тяжело рассказывать о поражении и гибели друзей...
Горцы находились на склоне Кузни. Место было не самое удобное — холодный ветер резал лица и полировал лед, с которого давно сдул весь снег, слышалась в отдалении перестрелка, а внизу, в долине, на юго-западе, легко различалось движение врагов по дорогам.
Раненый саблей в голову Свет спал. Его брат Денек сидел над ним, закинув ноги спящего краем своего плаща. Данок и Святослав — двое других уцелевших из четы Орлика — сидели рядом, плечо в плечо,
— Как станете? — спросил Гоймир. Борислав ласково провел рукой по волосам приткнувшегося к нему Мирослава, оглянулся на своих и ответил:
— А бери нас с собой, князь-воевода. Бери да и веди туда, где бой. Сгинем, не то победим — так вместе, хватит розно войну воевать.
Гоймир не задумался даже — кивнул. Над чем тут было думать.
— Тринадцать человек — это уже похоже на чету, — обрадовано заметил Йерикка, хлопая Борислава по плечу. Тот ответил тычком в бок.
Олег зевнул. Объединились — и хорошо, а он хотел спать. И, наверное, улегся бы, выбрав место потише и завернувшись в плащ, но заметил, что Ревок слушает плейер, а там вспомнилось — Йерикка слушал на нем классную группу... как же она называлась? «Уличный полк», вот как! Он наклонился к Ревку:
— Что слушаешь? «Полк»?
— Угу, — Ревок открыл глаза.
— Дай, а? — попросил Олег. Ревок охотно снял наушники:
— А бери.
Олег прицепил наушники. Музыка и слова не были похожи на музыку той песни, которую он слушал перед страшным походом по скалам, слова — тоже, но что-то роднило их... Безжалостная пластика мелодии и холодная определенность слов, говорящих о единственном достоинстве человека — мужестве. От песни странная дрожь пробегала по коже, словно меч уже был в руке, и блестели рядом клинки друзей, а впереди — сабли врагов... И все было определённо — в который раз уж...
— ...он из породы одиноких волков,
С каждым шагом наживая врагов,
Тем гордясь, что себе он не врет —
Он против шерсти живет!
Мой приятель — беспечный ездок,
И асфальт он привык растирать в порошок!
Из пятидясти зол выбирая все сто —
Неизменно идет под огонь!
Мой приятель — беспечный ездок,
И рычаг передач для него — как курок!
Он плевал на успех! Он один против всех!
Направление — только вперед!
Газ до отказа — он непобедим!
Газ до отказа — а там поглядим!
И кто его знает, где шаг через край!
Газ до отказа — одной ногой в рай!
Газ до отказа — он непобедим!
Газ до отказа — а там поглядим!
И кто его знает, где шаг через край!
Газ до отказа — одной ногой в рай!
Музыка стала стихать, но злой юный голос стегнул, как снайперский выстрел:
— Еще! — и вновь загрохотало: — Газ до отказа...
Олег вернул Ревку плейер и хотел спросить, почему он это слушает, ведь тут полно вещей, ему непонятных. Но не спросил. Ему вспомнился «Парус» Высоцкого — тоже вроде бессмысленная песня, но поди ж ты — от нее сами собой напрягались мускулы... Сам Высоцкий говорил: «Есть еще песни настроенческие», — это как раз про «Парус». Вот и Ревок, наверное, слушает эту песню, как настроенческую... А еще Высоцкий говорил: «Песня-беспокойство.»
Олег раздумал пока спать. Он прошелся, разминая ноги, вокруг стоянки, вспоминая «Парус» целиком. Никак не получалось, лишь билось в голове:
— Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Во взвинченном настроении он подсел к Йерикке — тот тоже не спал, читал, завернувшись в плащ, книжку, которую вытащил сегодня из рюкзака одного из убитых стрелков. На потрепанной обложке двое небритых граждан в шкурах и с каменными топорами волокли на жерди оленя. Печатные буквы глаголицы сообщали, что авторы труда — некие Стамеска и Фасонский, а название — «История славян без преувеличений и прикрас». Фамилии показались Олегу странно знакомыми, и он обратился к Йерикке:
