Я иду искать. История вторая - страница 200
За окном тронувшегося и набиравшего ход монорельса вдруг мелькнули развалины — свежие, закопченные, высвеченные прожекторами. «Вот тут были бои, — тихо сказал кто-то из стоявших, как и Олег, в коридоре. Тихо сказал, человек обычный не услышал бы, но Олег услышал, — два месяца они держались... — Молчи, — ответил женский голос, — мальчишка слушает, по-моему...»
Следы восстания. Олег прижался лбом к стеклу. Они праздновали победу, не вспоминая о тех, кто так помог им тогда — и для кого никакой победы не могло быть. Наверное, и его молчаливый спутник участвовал в восстании...
Теперь, когда уйдут горцы — символ славянской свободы — данваны добьют Сопротивление. Это только вопрос времени...
...В зеркале на двери Олег увидел себя. Джинсы остались прежними — тут носили такие, и Олеговы с честью вынесли все передряги. На белый свитер с толстым воротом-бубликом надета оранжевая тонкая куртка-ветровка с капюшоном и какой-то мультипликационной рожей слева, на груди. Короткие сапоги на липучках-захлестах, с искусственным мехом. Так вполне можно было показаться и здесь, и на улицах Тамбова. Разве что там в марте так будет холодновато. Из карманов ветровки — тоже по здешней моде — торчали перчатки-краги. Постригся Олег коротко — и почти с удовольствием, длинные волосы ему не очень нравились.
— Едем, — сказал Олег своему зеркальному двойнику и, украдкой оглядевшись, заставил дверь отъехать в сторону.
* * *
Первое, что Олег увидел в Хариане — огромную дыру в здании вокзала, какую оставляет бронебойный снаряд, выпущенный с близкого расстояния. Дыру заделывали рабочие в спецовках.
Вокзал и его окружение неприятно поразили мальчишку все тем же узнаванием. Шум, беготня, патрули «охраны правопорядка» с оружием в руках и не испорченными интеллектом физиономиями, какие-то личности в лохмотьях, кучкующиеся в темных углах, шумные компании молодежи, излишне громко и вызывающе заявляющие о себе; перед зданием — площадь, забитая транспортом (Олег узнал «шевроле», «саабы»!), поодаль, у ярко освещенных витрин — одиночками и группками прохаживаются или стоят вызывающе одетые обоеполые «ночные бабочки» и «мотыльки», из которых старшие годились Олегу в бабушки и дедушки, а младшие — в младшие же сестры и братья. На три стороны от вокзала тянулись людные, несмотря на раннее утро многоцветно освещенные улицы. В этой режущей глаз многоцветности не было ничего от врезавшегося в память сияния радуг — кислотные цвета вызывающе кричали в глаза, бежали, сменяли друг друга, смешивались, рождая противоестественные, болезненные какие-то сочетания. Олег поднял голову. Звезд не было. И даже неистребимое Око Ночи расцвечивали воздушные рекламы — лазерные и пиротехнические.
«Неужели я все это уже видел — и не замечал?» — подумал Олег, накидывая капюшон. Холодно не было, но дул сырой ветер с неприятным запахом каких-то то ли фруктов, то ли ароматизаторов воздуха...
— Поедем на машине? — спросил Олег. Его проводник покачал головой:
— Тут близко, а машины легко отслеживаются со спутников.
— А где данваны?
— Вон там, — проводник указал на ранее не бросавшуюся в глаза Крепость. Она висела в небе над далекими окраинами, кажущаяся даже отсюда огромной и грозной. Конечно, она не висела — Олег различил скалу, судя по всему — искусственную, на которой Крепость и возвели. — Сюда они редко спускаются... Идем, идем. Если все будет нормально — еще до рассвета будешь дома.
— Дома, — невольно повторил Олег. — Пошли.
Они пересекла площадь наискось и двинулись по одной из улиц — как раз в сторону крепости. Олег невольно рассматривал лица шедших навстречу людей — вроде бы самые обычные. Многие — да что там, большинство — внешне не отличались от горцев, но и у них в глазах была какая-то настороженность ко всему и всем на свете, особенно легко читавшаяся мальчишкой, потому что он привык к таким глазам у себя в мире. Но встречались отталкивающе-неприятные лица, чисто физически неприятные: какие-то пятнистые, узколобые, широкоротые, у некоторых людей с такими лицами пальцы на руках имели одинаковую длину. Олег без объяснений понял — подарок от матери-природы за помесь с хангарами, насильственную или добровольную. На хангаров были похожи и некоторые молодежные компании — но тут уж речь шла просто о прическе или элементах одежды. От таких чаще других Олег слышал брань и такие отличались особенно вызывающим поведением.
Прошли мимо роскошной церкви, возле которой сидело множество нищих. Из дверей густо пахло благовониями и слышалось величавое пение. — Олег краем глаза увидел ряды коленопреклоненных людей. Сразу за церковью два дома стояли в развалинах, там промелькнули две девчонки, одетых до ужаса знакомо: дутые куртки, лосины, сапоги на здоровенной подошве. Олег заметил, как одна из них подала подруге знак, и та быстрым движением положила на обрез стены букет живых цветов. Обе тут же спрыгнули куда-то вглубь развалин и пропали. Мальчишка даже спрашивать не стал, зачем это — конечно, цветы предназначались тем, кто погиб тут во время восстания, развалины были свежие...
Прошли под здоровеным красочным плакатом, специально подсвеченным прожектором. Улыбающийся мальчик лет 10-12 ясными глазами смотрел на улицу. Подпись глаголицей гласила:
ПРОГРАММА «ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ»
ВСЯ ЛАСКА — ЕМУ ОДНОМУ!
Сразу после этого попался на глаза второй плакат, рекламировавший контрацепцию. Это был умело составленный коллаж, изображавший попрошайничающих, роющихся в отбросах, истощенных, голодных детей. Алые буквы словно кровоточили:
