Теплая Птица - страница 54
палец рыжую прядь, – потому что в мире бывших я была плохим человеком.
Плохим человеком? В моей голове возникло лицо Ника Звоньского, из – под
шляпы течет пот; я, кажется, услышал его голос: «Сто тысяч долларов, мистер
Островцев». Затем промелькнула Анюта, Галя, листопад среди лета.
Марина вздохнула.
-Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман…
3
ПАПИК
Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман,
кричали носильщики, летали под крышей голуби, потревоженные гудком
тепловоза. Приехавшие в одном поезде со мной пассажиры поразили меня своей
целеустремленностью: они знали, куда и зачем им надо идти, некоторых
встречали родственники либо знакомые. Меня никто не встречал. За спиной
остались четыреста километров и крошечный городок, где я родилась, провела
детство, часть юности, и возвращаться туда я не собиралась.
-Посторонысь, дэвушка.
Переполненная тележка с едва заметным из-за баулов носильщиком, гремя
по мощеной платформе, проследовала мимо.
Прикосновение тумана было холодным, зубы начали выбивать дробь. Я
вскинула на плечо небольшую сумку, в которой - все мое имущество, и быстро
пошла вверх по платформе, туда, где маячила толпа пассажиров.
Увлекаемая толпой, спустилась по гранитной лестнице в подземный
переход, освещенный желтыми плафонами. Отстояв длинную очередь, купила
билет на метро. Красный, с черной полоской и надписью «Московский
метрополитен». Мой первый билет на метро!
У турникета я замешкалась.
-Проходите, - торопили сзади.
-Прислоните к желтому кругу, - посоветовал кто-то.
Я послушалась. Загорелся зеленый кружок. Я сжала билет в руке, как
какую-то драгоценность: ведь это был мой первый билет на метро.
Створки разошлись в стороны, пропуская меня на эскалатор, а вместе с тем
– на новую дорогу, как я надеялась, дорогу к счастью.
Но в тот момент я вовсе не думала о счастье, так как уже была счастлива.
Многолюдье просторного, залитого светом зала поразило меня. В детстве, гуляя
по лугу, я расковыряла муравейник и заворожено смотрела на суету
потревоженных муравьев. Они, совсем как люди в этом зале, спешили на работу,
тащили свой груз, сталкиваясь друг с другом.
-Слышь, дай на пиво.
Муравей-вырожденец, муравей-трутень. Глаза мутные, щеки залило
красным, от грязных лохмотьев вонь; все шарахаются от него, опасаясь даже
краешком одежды коснуться бомжа.
Я отшатнулась, и – спешно – туда, в арку, за которой синеет бок
подошедшего поезда. Не оглядываясь, нырнула в вагон.
«Следующая станция – Смоленская».
Пока поезд, погромыхивая, полз по темному тоннелю, я во все глаза
рассматривала москвичей. Красиво одетые, с задумчивыми или улыбчивыми
лицами, они завораживали меня. Моск – вичи! Удивительное слово. Точно
наименование восточной сладости. Сколько раз в родном городке я слышала
разговоры о Москве и ее жителях. Почти все они были сдобрены неприязнью, за
которой, как за ширмой, скрывалась остро отточенная зависть: «Вот бы туда!».
Кое-кто, такой же отчаянный, как я, однажды покупал билет в один конец и – ни
слуху ни духу.
«Слышь, дай на пиво».
Я вздрогнула: так отчетливо и объемно прозвучал в голове голос бомжа из
людского муравейника. А вдруг и он когда-то сошел на перроне, одержимый
смутными надеждами, молодой и наивный, с одной лишь твердой убежденностью:
не возвращаться обратно? Да, так оно и было. Так было с ним и может быть со
мной. На мгновение перед моими глазами возникла женщина в обносках, с
лохмотьями волос на голове, с распухшим синеватым лицом. Узнав в этой
женщине себя, я вскрикнула.
Старушка в розовом пальто испуганно посмотрела на меня.
-Извините, - пробормотала я.
Глядя на бегущую за окнами поезда черноту, я поклялась, что пойду на все,
чтобы не стать той женщиной в обносках.
Поезд замер, стукнули отворившиеся двери, я вышла на перрон.
Оглядевшись, шагнула к близстоящей женщине и произнесла, как заклинание, как
молитву:
-Подскажите, пожалуйста, как мне выйти к МГУ.
Это было желтое приземистое здание, показавшееся мне невзрачным не в
последнюю очередь потому, что напротив него виднелась башенка и зубчатая
линия Кремля. Я была в самом сердце страны. Всего сутки назад я стояла рядом
с обшарпанным одноэтажным строением, серым до тоски, под крышей –
деревянная табличка, вещающая всем и каждому: «Вокзал. Город Изюминск».
Немного в Изюминске я видела изюму. И вот теперь в каких-то сотнях метров от
меня лысеющий, но все еще привлекательный мужчина решает судьбу страны и
ее граждан, в том числе и мою. Пожалуйста, будь добр ко мне, господин
Президент!
Замечтавшись, я едва не наткнулась носом на постамент памятника,
стоящего во дворе Университета. Михаил Васильевич Ломоносов.
«Что может собственных Платонов, и быстрых разумом Тевтонов
российская земля рождать». Строчки запомнились со школы, а еще рассказ
нашей учительницы о юноше Михайло, не захотевшем рыбалить с отцом в
студеном море и отправившемся с попутными подводами в Москву.
«Почти как я», - я невольно засмеялась. Было приятно осознавать, что путь
мой – не Голгофа, а протоптанная миллионами подошв дорога, идти по которой
уже не так одиноко и страшно.
В приподнятом настроении я вошла во вращающуюся дверь.
