Четвертое измерение - страница 68
Младший лейтенант-артиллерист, вышел на окраину села только с двумя бойцами, оставшимися в живых после того, как в расположение их гаубичного дивизиона прорвались немцы. К моему удивлению, всем им шили дело как дезертирам, но еще больший шок я испытал после того как рассказали про танкиста. Старший лейтенант Шнайдер, оказавшийся из поволжских немцев, вышел из окружения на трех танках, оставшихся от его роты и сразу же был арестован как немец.
Шкет шил Шнайдеру целый букет преступлений, от дезертирства с места боя до работы на немецкую разведку. И это при том, что Шнайдера наградили медалью "За отвагу" после уничтожения восемнадцати танков, которые прорвались в тыл его части, при этом не потеряв ни одного своего. От таких новостей я только покачал головой – ну особист, ну тв.рь. Вернувшись после разминки на свое место я прилег на солому, и не обращая внимание на ноющее тело, прикрыл глаза, меня сильно тянуло в сон.
Скрип открывшейся створки, вывел меня из дремоты. Двое бойцов с закатанными рукавами гимнастерок, внесли бесчувственное тело танкиста. Грубо бросив его на солому, спокойно вышли под нашими злыми взглядами. Часовой в это время вынес пустое ведро из-под воды, и занес полное, со свежей колодезной водой. Подойдя к ведру, и под скрип закрывающейся двери, первым отпил из нее. После того как попили остальные я приказал осмотреть Шнайдера, и вытереть мокрой тряпочкой его окровавленное лицо. Два командира из пехотинцев склонились над танкистом, постояв немного я пошатываясь вернулся на место.
Через полчаса створка ворот снова открылась, и конвой забрал старшего лейтенанта-авиатора. Вернулся он минут через двадцать сам, на своих ногах, держась за бок и постоянно морщась, прошел на свое место. Мне показалось, что его движения и мимика какие-то нарочитые, быстро пробежав возможные варианты, понял, что они со Шкетом похоже спелись, и уверился, что я буду следующим.
Еще через час, когда солнце почти поднялось на небосклон, створка снова скрипнула, и раздавшийся голос сменившегося часового, произнес:
— Михайлов, на выход!
Сплевывая тягучую окровавленную слюну на пол, я снова провел языком по осколкам передних зубов, после чего пошевелив связанными за спинной руками, посмотрел на Шкета, продолжавшего брызгать слюной.
— …подписывай, тварь, все равно шлепну! Или ты думаешь, твои дружки немцы успеют сюда прорваться и спасти тебя? Не будет такого, подписывай па…ль!
С кривой усмешкой посмотрев на него, я ответил:
— Помнишь, что я в хате говорил? "Бьют или убивают меня, бить или убивать начинаю уже я"! Твой сержантик, — я кивнул на сержанта, стоявшего сбоку и потиравшего кулаки, — уже считай труп, а вот насчет тебя я еще думаю!
— Ах ты су.а! Жмых, давай еще!
На меня снова посыпались удары, и я опять свалился с табуретки, но в какой-то момент сумел несвязанными ногами сделать подсечку и сержант с грохотом рухнул на пол. Своего шанса я не упустил, мощный, насколько было сил, удар пришелся в грудь Жмыха, до головы мне было не дотянуться.
— Охрана, ко мне! — сразу же завопил летеха. Ворваться в дом им помешал тесный для двоих бойцов косяк двери и слишком широкие плечи. Потолкавшись, оба бойца наконец смогли ворваться в комнату. Сжавшись в позу эмбриона я старательно уворачивался от беспорядочных ударов, плохо что руки связанны, нельзя прикрыть живот. Наконец бойцы устали и остановились отдышаться. Пока они отдыхали, я мысленно пробежался по избитому телу, хоть оно и превратилось в комок боли, но вроде ничего серьезного нет.
Один из бойцов поднял хрипло дышавшего и державшегося за грудь сержанта и довел его до скамейки, сплюнув скопившуюся во рту кровь на грязный окровавленный пол, сказал, кивнув на сержанта:
— Сил маловато осталось, слабо вдарил!
— Вот су.а! — возмутился стоящий рядом боец и замахнулся.
— Отставить, Скрябин. Посади его обратно на табурет! — боец ухватив меня за расстегнутый ворот гимнастерки попытался поднять. С треском воротник оторвался и остался в руках парня вместе с петлицами и знаками различия, я же снова грохнулся на пол. Отшвырнув воротник в сторону, и подхватив под мышки, он снова поднял меня и усадил на табурет.
— Оба пока свободны! — сказал летеха, злобно щуря глазки.
— Не боишься со мной один на один оставаться? — спросил я, проводив выходящих бойцов взглядом, после чего снова сплюнул тягучую красную слюну.
— Ты сейчас ни на что не годен. Ха, да с тобой сейчас любая бабка справится..!
— …кроме тебя!
— Вот су.а! Ты ур.д мало получил? Лучше подпиши, а то ведь еще хуже будет!!
— Да пошел ты!
Вставший сержант, хоть и скособоченный на один бок, подошел ближе, и сказал:
— Товарищ лейтенант, давайте его как с тем майором, никто и не узнает!!!
В это время сквозь шум в голове снаружи послышался гул моторов от нескольких машин, скрип тормозов и несколько командных голосов, в котором первую роль играл знакомый бас. Бросив насмешливый взгляд на Шкета, я сказал:
— Тебе, товарищ Шкет, лучше бы выйти, там кажется начальство приехало!
Сбледнувший с лица летеха, поправил ремень, и надев фуражку быстро вышел на улицу.
— Ну что болезный, вот мы и одни остались! — сказал сержант положив мне на плечо руку!
— Точно, и теперь к тебе никто на помощь не придет! — после чего последовал мощный удар головой в живот, сержант согнулся, я резко наклонившись назад со всей силы врезал ногами по туловищу Жмыха, отчего он улетел к столу и отскочив от него упал на пол, а я свалился на пол вместе с табуретом. Как только я хотел подняться и добить его, открылась дверь и в комнату ввалились целая толпа народу. Первое что они увидели – это меня, лежавшего на полу и бьющегося в агонии.
