Броня. «Этот поезд в огне…» - страница 77

Но бойцы не зря называли «СВТ» «Светой».

Сергей прицелился и выстрелил. Он тут же почувствовал, что отдача мягче, приклад не «дерется», как у «трехлинейки», и рукой перезаряжать не надо.

Он ловил на мушку щель и посылал в нее пулю за пулей. Одна из них все-таки угодила в цель, потому что самоходка дернулась в сторону, изменила курс, переехала через бордюр и уперлась лбом корпуса в угол цеха. Мотор заглох.

Сергей отщелкнул магазин и стал лихорадочно набивать его патронами. «СВТ» можно было дозаряжать сверху, обоймами, как на мосинке, а можно по одному, отсоединив магазин.

Только он успел магазин в горловину вставить, как открылся верхний люк на самоходке. Совсем немного, всего лишь узкая щель: видимо, кто-то из экипажа осматривался вокруг. В самоходке тесно, видимость ограничена, а экипажу надо вытащить тело раненого или убитого водителя.

Сергей не исключал, что другой член экипажа, скажем, заряжающий, вполне мог занять место механика-водителя – у немцев взаимозаменяемость членов экипажа была отлажена.

Похоже, немцы решили, что вокруг безопасно, стрельба стихла. Они откинули верхний люк и задний. Кормы самоходки Сергею видно не было, но из-за машины появился немец в черной танковой униформе.

Сергей прицелился, но не стрелял, выжидал более удобный момент.

Немец осмелел. Укрываясь за моторным отделением, которое у самоходки находилось впереди, он подошел к носу машины.

Ему на помощь выбрался второй. Вдвоем они открыли люк водителя и стали вытаскивать тело камрада.

Момент был удачный, именно такой и поджидал Сергей. Выстрел, через секунду – второй, и оба самоходчика лежат неподвижно: один на земле у гусениц, второй – на самоходке, на моторном отделении.

Оставался еще один самоходчик, внутри штурмового орудия, но изменить что-либо немец уже не мог: самоходка неподвижна, пушку повернуть не может. А у самоходчика только и оружия, что штатный пистолет.

Сергей побежал по траншее:

— Эй, славяне, граната у кого-нибудь есть?

А защитников – кот наплакал: неполное отделение, да еще друг от друга метрах в двадцати. Сергей удивился: и эта редкая цепь пехотинцев сдерживает наступление 6-й армии? Понятно – не всей, против них – рота-две, и на других участках тоже бойцы есть. Но сейчас и здесь – отделение! А позади, в двухстах метрах – уже Волга.

Сергею стало страшновато. Не за себя – за страну, когда он вдруг осознал всю трагичность ситуации. Отступать некуда, надо вцепиться зубами в эти камни, эту землю и стоять. Драться до последних сил, убивая врагов, уничтожая танки. Выбора просто нет. Дрогнут они, отойдут – и немец будет на берегу. Расчистит авиацией и артиллерией участок земли на левом берегу, переправится ночью и попрет вперед до самого Урала. Нет, нельзя этого допустить!

Пригнувшись, Сергей перебегал по траншее.

— Граната есть?

У краснофлотца граната была – трофейная «колотушка» с длинной деревянной ручкой, за пояс заткнута.

— Зачем тебе?

— Самоходку подорвать.

— Тогда бери. Только слаба граната. Против пехоты сгодится, а броню не возьмет.

— Я внутрь закинуть хочу.

— Так это ты по ней стрелял?

— Я.

— С винтовкой ползти неудобно, оставь здесь. — С этими словами краснофлотец вытащил из ниши немецкий автомат. — На крайний случай держал, думал – немцы в атаку пойдут. Бери. Только магазин один, и к тому же неполный.

— Спасибо. — Сергей подтянул к себе автомат.

— Я прикрою.

На манер моряка Сергей заткнул гранату ручкой за ремень, взял автомат и перебрался через бруствер. На мгновение ему сделалось неуютно, возникло стойкое ощущение, что он виден сразу весь и со всех сторон, что на нем сошлись прицелы многих винтовок и автоматов. Велико было желание вернуться обратно в траншею. Но, пересилив себя, он пополз вперед. По дороге использовал любое мало-мальски пригодное укрытие – дерево, трупы убитых, небольшую канаву для отвода дождевой воды.

Он подобрался к самоходке совсем близко, слышно было, как внутри разговаривает немец. Неужели он не один? Только потом понял – по рации разговаривает, со своими. Наверное, помощи просит. Экипаж почти весь убит, но самоходка цела.

Сергей поднялся и бросился к штурмовому орудию. Участок небольшой, но открытый – метров двадцать.

Из самоходки хлопнул выстрел, и Сергей почувствовал, как ему обожгло левую руку ниже локтя. Это немец его приметил, выстрелил из пистолета через щель.

Сергей сразу упал на землю и пополз. Несколько метров – и он уже в мертвой, не простреливаемой зоне.

Он прополз сбоку самоходки и укрылся за катками. Слева была стена цеха, справа – самоходка. Теперь обстрел со стороны ему не страшен. Но что делать дальше? Гранату под каток совать и взрывать смысла нет, «колотушка» слаба и ущерба не нанесет. Подняться? А если немец через щель увидит и успеет выстрелить первым? Немец видел, что Сергей подобрался к самоходке, и выжидал.

Сергей бросил взгляд на руку: пуля прошла по касательной, распоров рукав, и слегка задела мягкие ткани. Кровило немного, но это ерунда. Рука действует, кость не задета.

Стволом автомата Сергей постучал по корпусу самоходки:

— Эй, фриц!

— Руссише швайн!

— Зачем ругаться? Вылезай, в плен сдавайся. Хенде хох, Гитлер капут!

— Найн!

И дальше – витиеватые ругательства. Что ругательства – без перевода понятно, по интонации.

— Взорву!

В ответ – выстрел через щель. Пуля ударила в стену цеха и отрикошетила, осыпав Сергея кирпичной пылью.

Надо ползти к корме, у стыков боковой и кормовой броневых плит смотровой щели нет, не просматриваемая зона. Там встать во весь рост и закинуть гранату внутрь. А потом бежать за угол – после взрыва гранаты может сдетонировать весь боезапас. Тогда от самоходки только катки да гусеницы останутся, да и то не все.