Лерка, Лера, Лерочка - страница 361
Проснулась от шума вертолета, ура, ее нашли, нет, вертолет медленно, но уверенно пролетел мимо, Лера лежала под елкой, а костер давно погас. Пока она выбиралась на открытое место, вертолет улетел, и она снова осталась одна, вот не везет, так не везет. Возвращаясь обратно, к своему естественному шалашу, Лера заметила три холмика и палки над ними, подошла поближе. На одной палке висела старая ржавая каска, на втором ничего не было, на третьем висел весь истлевший кожаный летный шлем. Значит, не одна я здесь была, были и до меня люди, поняла Лера. Осмотрев каску и шлем стало ясно, это могилы той большой войны и лежат здесь те солдаты, подвиг которых невозможно переоценить, а она, Лера, их внучка, продолжает их дело, бережет страну родную, от врагов разных мастей.
Постояв немного перед могилами, пошла снова в сторону своего шалаша, нужно составлять план перехода на большую землю, с кондачка уйти не получиться, уже пятые сутки она на этом болоте, а ясности нет. Лерины мысли прервались с уходом земли из-под ног. Она успела только ухватиться за несколько травин, которые тут же оборвались, и Лера провалилась в яму. Вот черт, только этого не хватало. Яма была не очень глубокая, всего около двух с половиной метров, но и выбраться из нее, надо еще потрудиться. Лера осмотрелась, яма была отделана бревнами и очень добротно, почти как колодец, только бревна были все сырые и гнилые. Рукотворная западня.
Внимание Леры привлекли два сундучка, стоявшие на дне ямы, один средних размеров, обит по углам железом и вид солидный, другой поменьше и по проще. Вот еще и клад нашла, только что с ним делать, самой отсюда не выбраться. Снова пролетел вертолет, молодцы, ищут, только не найдут, под землей им не видно, а проявить себя отсюда Лера тоже не может, была бы ракетница, другое дело, а так сиди и думай.
Лера открыла большой сундук, сверху в нем лежали свертки из бумаги, но они рассыпались от прикосновения, ниже лежала книга с крестом в некогда красивом переплете, истлевшем от времени, под ней лежало несколько больших крестов, вроде серебряных и несколько таких же, только золотых. Кресты были украшены камнями. Под крестами лежали иконы в окладах. Посмотрев, Лера все уложила на место, интересно, что во втором сундуке. Открыла его.
Во втором сундуке сверху лежала толстая тетрадь с пожелтевшими страницами. Записи были сделаны карандашом. Первая запись была датирована 1941 годом.
Фашисты загнали нас на болото, патронов нет, еды то же, есть только вода. С нами раненые, они умирают, нет лекарств, мы их хороним здесь же, живы будем, вернемся после победы, оставляем здесь документы и знамя полка. Смерть фашистским оккупантам, пока живы, пока руки держат оружие, будем сражаться до последней капли крови. Да здравствует наша великая Родина, наша коммунистическая партия и наш великий вождь товарищ Сталин. Дальше шел список бойцов, похороненных на этом острове и список тех, кто продолжил свой боевой путь, но, наверное, не доживших до Великой Победы и не вернувшихся сюда после нее.
Следующая запись была более лаконичной
Мы, партизаны псковского партизанского отряда, были загнаны сюда карателями, разместили тут свой штаб и лазарет для тяжелораненых. При строительстве землянки обнаружили клад с церковными принадлежностями, зарытые документы Н-ского полка и знамя. Специально для этих вещей построили схрон. В землянке раненые, медикаменты и продукты привозят на лодке, но мало. Умерших хороним рядом с бойцами, погибшими в сорок первом. Наступает зима, и мы уходим в основной лагерь. Будем живы, вернемся и похороним погибших с почестями. Эта запись датирована сорок третьим годом. Также, приложены списки захороненных.
Третья запись была еще более короткой, список погибших был маленький, но прочитав эту запись, у Леры дрогнуло сердце.
Мы идем из-под Витебска, у нас задание, доставить раненных летчиков и разведчиков полковой разведки через линию фронта. Кругом идут бои и линию фронта сразу перейти не смогли. Местные партизаны помогли найти этот схрон, тут хорошая землянка с печкой, можно отсидеться, но сидеть нельзя. Двое летчиков и трое разведчиков умерли от ран, не приходя в сознание. Остался один летчик и два разведчика. Летчик без сознания уже четвертые сутки. Будем ждать, умрут и они. Летчик очень сильно ранен, очень большие раны на голове. Летчики, герои, видели их бой с фашистами. Три наших штурмовика против девяти немецких истребителей. Наши сбили семь и одного подожгли. Наши все остались там. Троих мы подобрали, двух летчиков и одного стрелка, были еще живы. Имен не знаем, оставляем их награды, если не дойдем, просим, кто найдет, рассказать о подвиге летчиков. Запись датирована тысяча девятьсот сорок четвертым годом. Под тетрадью лежали орден и медали, свернутое знамя, под ним документы.
Лера взяла в руки сильно помятый орден Красного знамени, восемьдесят девять двести сорок, разобрала номер, начала номера не было. Точно такой пропал у ее деда, отца ее отца, когда его выносили белорусские партизаны из-за линии фронта и сбили его как раз в районе Витебска. Несколько суток он был без сознания. Жаль, что все это она знала только из рассказов отца. Дед не дожил до того дня, когда она начала что-то понимать в этой жизни.
Села, подумала, нашла в ящике карандаш, заточила его и сделала свою запись.
Рассеяла банду террористов из восемнадцати боевиков и пятерых шахидок, уничтожила их средства передвижения и основной боезапас, теперь им только сдаваться или разбегаться. Ликвидировала пятерых. Бой с остальными принять не смогла, нет патронов, ушла на болото. Террористов выловят, не сомневаюсь, как выбираться отсюда, пока не знаю, буду стараться дойти. Подумала еще и поставила подпись
