Тот самый остров - страница 19

Нам ещё повезло — в сорок первом U-100 была протаранена почти так же; её капитан Йоахим Шепке находился в боевой рубке у перископа, и ударом корпуса эсминца его просто расплющило там, внутри. Спаслось всего шестеро или пятеро... томми взяли их в плен и трубили потом по радио, потому что Шепке был асом. В тот год мы потеряли лучших подводников — Шепке, Лемпа, Кречмера и Прина...

Кроме того, лопнул фундамент правого дизеля. Точнее, не лопнул, а треснул в одном месте. Это серьёзно, однако Дривер пообещал Змею, что починит. Не представляю себе, как это можно сделать в открытом океане, но нашему инженер-механику можно верить.

Озабоченный Змей заглянул ко мне в радиорубку, где мы с Кассом, чертыхаясь, разматывали и отмеряли провода:

— Гейнц, как будете готовы к сеансу связи, доложите.

— Яволь, герр капитан! – чётко ответил я, и мне показалось, что моя подчёркнутая дисциплинированность снова стала причиной еле заметной усмешки.

Однако ничего не вышло. Мы не успели натянуть антенны, потому что «Тунис» предупредил о появлении противника. Не дожидаясь, пока налетят самолёты, Змей скомандовал срочное погружение, хотя батарея ещё не зарядилась.

7/IX-1944

19.25. Эта катавасия, наверно, никогда не кончится. Мы каждый раз не успеваем полностью зарядить аккумуляторы. Всё повторяется, как на заезженной пластинке: два-три часа идём под дизелями, ремонтные работы на палубе и рубке, потом пищит «Тунис», мы ныряем на полсотни метров и ползём под водой. Аккумуляторы садятся до половины, лодка всплывает, мы бежим натягивать антенну, и когда уже почти всё готово — надо только закрепить — снова пищит умный прибор, и Змей командует погружение. Ах, если б не сломался шнорхель...

Но коротковолновую радиосвязь мы всё же настроили. Приём отвратительный, ужасные помехи. Фон Рёйдлих велел продолжать отправлять радиограммы о погоде. Отправил: мы якобы где-то в квадрате АЕ 8367. Квитанции нет. Получили её в штабе или не получили? Не терпится услышать объяснения капитана, но он упорно молчит, словно заразился немотой у своего первого помощника.

Оказывается, в зенитный перископ тоже видно горизонт! Надо же... Не такие уж мы и слепые, как выяснилось. Другое дело, что от того страшного удара там где-то сдвинулись призмы, поэтому изображение получается кривое и косое, как ни пытались исправить. И в торпедную атаку под ним не выйдешь — в отличие от сломанного боевого перископа, он не сопряжён со счётно-решающим механизмом торпедной стрельбы. В принципе, можно и без механизма, но для этого нужно рассчитать торпедный треугольник на бумаге. Герхард уже в сотый раз пообещал научить рассчитывать торпедные треугольники и вычислять гироскопический угол.

— Да там всё просто, Гейнц. Графическая задача. Карандаш, линейка... Торпеда и цель должны встретиться. Курсы, скорости, синусы-косинусы... векторная алгебра и немножко тригонометрии, как в школе. Ничего сложного, к тому же прибор сам всё это рассчитывает... Зачем оно тебе нужно? Хочешь стать старшим боцманом или первым вахтенным офицером?

Да нет, пока не хочу. Зачем, зачем... я и сам не знаю. Просто интересно, и всё.

8/IX-1944

Для штаба мы проходим между Исландией и Фарерами, АЕ 8553. На самом деле где-то очень далеко по левому борту Бискайский залив и Испания. В 13.20 на правой скуле из тумана показалась шхуна с убранными парусами, которая нахально тарахтела двигателем и шла курсом наперерез. На ней словно знали, что мы остались без артиллерии, а тратить на неё торпеду никто не станет. Шхуна пересекла наш курс в полутора кабельтовых, с её палубы на нас глазели. Флага на ней не было. Да и чёрт с ними, как сказал капитан, лишь бы самолёты не вызвали.

Туман рассосался. Наконец-то полностью зарядили батарею. И вовремя: на горизонте показались дымы. Похоже, идёт крупный конвой или эскадра. Змей погрузил лодку на сорок метров, отвернул вправо и сбавил ход: атаковать не имеет смысла — в надводном положении нас тут же изрешетят из пушек, ещё и авиацию наведут, а боевой перископ по-прежнему торчит над рубкой, словно коромысло.

18.20. Вот оно что! Оказалось, мы не атаковали конвой совсем по иной причине. По той же самой, по которой мы не будем прорываться в Лориан или Бордо. Капитан собрал всех свободных от вахты (насколько смогли вместиться в командном посту и смежных отсеках) и выдал примерно такую речь:

— Слушайте меня внимательно, ребята. Мы в открытом океане. На вашем счету как минимум один потопленный транспорт, а может, и больше. Но главное другое. По моей команде наши радисты передадут Льву радиограмму, которую радист Биндач сейчас зачтёт вслух.

Я произнёс текст, который к этому времени уже выучил наизусть. Экипаж ахнул.

— Эту радиограмму, Гейнц, после передачи можете оставить себе на память. Так что, друзья, с некоторого времени мы с вами станем покойниками. И неважно, примут её в штабе папаши Дёница или нет. Нас всё равно никто не будет искать, нас будут только оплакивать. Для всех мы пропадём в океане, как пропал экипаж Гюнтера Прина. Но, как вы сами видите, подводная лодка U-925 жива, продолжает следовать своим курсом. Экипаж будущих мертвецов также неплохо себя чувствует и через полчаса будет ужинать с хорошим красным вином.

Девятнадцатилетний Эрнст Хассе по прозвищу Непочатый громко всхлипнул, и все посмотрели на него.

— Йоханн, будьте так добры, вытрите ему сопельки, — жёстко сказал Змей старшему дизелисту. — Юноша, хотелось бы заметить, что вы не в яслях, а в Атлантическом океане на борту германской подводной лодки. Разрешите продолжить? Премного вам благодарен. Итак, мы не пойдём ни в Лориан, ни в Ля-Рошель, ни в Сен-Назер… ни в какую другую базу Европы. Там уже везде враг, и если что-то им ещё не захвачено, то, увы, будет захвачено в ближайшее время. Мы идём в Вест-Индию. Задание, которое поручено мне, и из-за которого я сменил капитана Кноке и первого вахтенного офицера Мюнке, имеет чрезвычайную важность и высокую секретность. Поэтому мы больше не будем топить никого. Эта драка с конвоем, из-за которой мы чуть не пошли на дно и остались без перископа, была случайной. Мы вывернулись, уползли, словно змеи…