Полезный Груз - страница 136

Можно было последовать тем же путем, но там нужно ползти, а это долго. Муравьев вернулся на раскаленную полыхающую улицу и направился в другой конец Авдеевки. Он вспомнил, что император Нерон по слухам сидел во время общегородского пожара в Риме на крыше своего дворца и пел балладу собственного сочинения о сожжении Трои, аккомпанируя себе на лютне и глядя на охваченную пламенем столицу. Еще он вспомнил Ганимед.

***

Станцию расформировывали – запасы гелия-три в том регионе резко шли на убыль, станиция стала нерентабельной. Застолбили другое место, оборудование срочно перебрасывали – когда в одном из секторов обнаружилась утечка в реакторе.

Сделалась паника, сектор срочно задраили, и ретировались авральным взлетом, а Муравьева оставили, посчитав, что ему давно уже настала, как говорят в Южной Африке, белагра. А Муравьева в секторе в этот момент не было вовсе! Он спокойно (насколько спокойствие возможно на Ганимеде) спал в секторе по соседству. Из распиздяйства, конечно же. Ему следовало быть именно в поврежденном секторе, такой был приказ начальника, но иногда приказы игнорируются, мы не в армии. Он проспал и панику, и задраивание, и авральный взлет. Проснувшись, обнаружил, что он в секторе один. Внимание его привлек счетчик Гейгера, мирно висящий над входом и показывающий черт-те что. Сперва Муравьев подумал, что счетчик сломался, потому что так не бывает. Потом удивился, почему все еще жив и чувствует себя относительно неплохо. И даже лучше, чем обычно на Ганимеде. Он попытался связаться с кем-нибудь, и ничего из этого не вышло – связь отключили перед взлетом. Очевидно, были по этому поводу какие-то инструкции.

Потом в секторе погас свет – реактор окончательно вышел из строя, и только излучал невидимо во все стороны. Затем сработала автоматика, стенки реактора коллапсировали, он провалился в специально выдолбленную для этого яму. В аварийном красном свечении Муравьев провел в секторе сутки. В конце концов ему удалось даже уснуть. Проснувшись, он не ощутил ничего особенного. Подойдя к кофейному контейнеру, он хотел было сделать себе утренний кофе, но вниманием его завладел красный огонек, ровно мигающий на стене. Муравьев пошел в отсек управления, снял покрышку со щитка, посмотрел на индикатор. Содержание в атмосфере сектора кислорода было близко к одному проценту. Так не бывает!

В любой ситуации, решил Муравьев, следует думать рационально. Он стал думать рационально. Сперва сообразил, что жив. И при этом дышит. Он попробовал задержать дыхание. Задержал. Держал минуту. Потом две. Потом пять. Ущипнул себя за бицепс (все мужчины гордятся своими бицепсами, если уж что щипать – так бицепс). Нормально. И все десять минут без единого выдоха и вдоха. Выдохнул.

Открыл другой щиток – по наитию – и обнаружил, что температура внутри сектора минус двадцать по цельсию, и продолжает падать. А он, Муравьев, стоит в майке и шортах перед щитком, и ему не холодно.

Он вернулся в жилые помещения, снова нашел контейнер с кофе. Контейнер белел инеем.

Спустя еще сутки температура в секторе сравнялась с температурой за его пределами – минус сто сорок по цельсию. Потом стало падать атмосферное давление – где-то была утечка. Майку и шорты пришлось снять, вернее, стереть с себя – они сыпались.

Аварийные аккумуляторы проработали еще три дня и выдохлись. За эти три дня Муравьев выяснил, что может, оказывается, обходиться без еды и воды. То есть, может есть и пить, и хотелось бы, чтобы то, что он есть и пьет, было бы вкуснее, а то ведь такая дрянь, блядь. Но может не есть и не пить, и не чувствует ни голода, ни жажды.

Логическая цепочка возникла в мозгу сама собой – под облучение я уже попал, следовательно, стенам больше не от чего меня защищать. В атмосфере нет кислорода, а температура та же, что снаружи. Давление – как снаружи. Здесь, внутри, темно, как в жопе. Снаружи светят звезды и Юпитер. Нужно выходить наружу.

Он ощупью добрался до входного люка, один раз упав – больно ушибся. И понял, что от прямого физического воздействия он не защищен.

Снаружи было как всегда – звездно и тоскливо. И он стоял под звездами голый. Тут в нем проснулось чувство юмора, и он мысленно сказал Создателю – «Это ничего, что я голый?» И засмеялся. И была надежда, что Создатель тоже улыбнется. Рассмешить Создателя репликой – главная амбиция всех клоунов по жизни. Своего смеха он не услышал – атмосфера на Ганимеде недостаточно густая, чтобы передавать звук. Не очень приятно по первости, но вскоре привыкаешь.

Можно было подождать здесь, сидя на поверхности, прислонившись спиной к стенке сектора, и следя, не появится ли следующий кораблик в небе, и куда сядет, и идти туда. Но так можно и пару тысяч лет просидеть. Вряд ли кораблик станут сажать по соседству со спешно брошенной станцией.

Нужно идти искать людей. Человек не может один, человек животное общественное.

Размеры Ганимеда на Земле представить себе трудно. Диаметр – три тысячи с чем-то миль. Умножим на число пи. Получается что-то около десяти тысяч миль кругосвеного ганимедного путешествия. Это много или мало? На Земле, если по экватору – двадцать шесть тысяч. Длина России из конца в конец – шесть тысяч миль. Ну вот, скажем, забросили тебя куда-то в центр Сибири, без связи, и оставили. Что делать, где искать людей? На Земле проще. Выбери направление (на юг, скажем) – и в конце концов упрешься либо в границу, либо в Тихий Океан, что в принципе тоже граница. И если до тех пор никого не встретил, то иди вдоль границы. Рано или поздно попадутся люди. Через месяц-другой-третий.