Эта страна - страница 36
– Я не донесу, если ты об этом.
– Есть о чём доносить? Ты при планировании покушения присутствовала? Или при исполнении? Можешь опознать?
– …
– Да ладно, Маш. Мне без разницы.
– Марья Петровна.
– Будь ты проще, Марья Петровна. Вот погляди на меня. Я сейчас попал в поток… в поток чего?
– Канализации.
– Нет, я хотел сказать, в поток событий. Меня затягивает в какие-то ненужные события, и чем больше я буду дёргаться, тем сильнее будет тянуть. Поэтому я —
– Поэтому ты не делаешь вообще ничего. Утонуть не боишься? Если это вдруг река, а не болото?
– Я всегда исхожу из худшего варианта.
– …Послушай… Скажи мне… А это всегда так?
– Как так?
– Ну, бестолково.
– В большинстве случаев.
– Мне бы жилось спокойнее, если бы я знала, что у всего есть дальняя причина. Ну вот сидит где-то мировое правительство и решает: этому призы-акции, этого по башке, и Марью Петровну по башке тоже, на всякий пожарный… И чтобы всё чётко. И во всём – точность и логика. Как в марксизме.
– Кто б подумал. Ты веришь в теорию заговора.
– Лучше уж заговор, чем так, что вообще не знаешь, чего ждать.
– А при чём тут марксизм?
– Там тоже всё продумано.
– Наверное, поэтому он и провалился…Эти ребята разве марксисты?
– Нет. Ну и что?
– Ничего. Я ещё помню людей, которые читали Маркса, а не только имели о нём мнение.
– Нет, Олег Георгиевич. Эти твои люди получали за Маркса зарплату. А читаем его мы.
– Нормально ты его читаешь, если мировой заговор под кустом мерещится. Маша! Да подожди!.. Стой, – полковник Татев хватает Марью Петровну за руку. – Усвой главное: нет никаких заговоров. Есть только хаос. И ты в нём не выживешь, если будешь верить… в причинно-следственные связи.
– …Если мы ещё немножко вот так посидим на холодной земле, а завтра тебя прихватит, ты не увидишь здесь связь?
– Действительно, вставай давай. Помоги. Спасибо. На определённом уровне уже нельзя проводить бытовые аналогии. Они… ну, они искажающе упрощают. И потом, я не говорил, что таких связей нет. Я сказал, что не надо делать на них ставку… Слушай, не беги так. Ты же видишь, дядя калека… Нельзя рассчитывать на логику, если речь идёт о людях. Та же выгода… Человек, может, и знает, что выгодно подождать и взять рубль, но если у него пять копеек под носом, он их всё равно хапнет… ну, про рубли-копейки это я так, образно… Будет знать, что кранты рублю, но хапнет, хапнет… копейку эту сраную… Извини. Почему по этой проклятой Тракторной никогда никто не ездит?
– Потому что не образному рублю кранты, а отечественному производству. Из-за таких, как ты, и вашей трусости.
– Не понял.
– Чего ты не понял? Тебе сколько лет? Ты какой стране присягу давал?
– Уже этой.
– …
– Интересно, а твои ровесники в тридцатые тоже вздыхали о золотых деньках царского режима? Какой незамутнённой была вода, голубым – небо и всходы озимых – дружными?…Идёт дороженька вдоль пригорочка, на пригорочке – церковка, в церковке – лавочка —
– Трепло безыдейное.
– Сама дура. Прежде чем Советский Союз возрождать, подумала бы, почему он от плевка развалился.
– Ты же из органов! Ты-то должен знать, что не от плевка!
– Так это смотря с какой силой плевать. Из-под ближайшего-то куста… Мировая закулиса… – Полковник слаженно стучит словами и палкой; в каждом его движении – изобретательная лень. – Похоже, впустую я с тобой разговаривал, Марья Петровна. Ну наконец-то. Эй, эй! Тормози, зараза!
Они доезжают до Соборной площади, расстаются, и Марья Петровна (мрачнее тучи) идёт к себе в биб лиотеку, а полковник Татев (с ясной улыбкой) – с визитом в УВД, причём на ходу бормочет: «Степень готовности? Конь не валялся. И кого это волнует? Думаю, что никого». И он начинает напевать: «Это был прогноз погоды после выпуска новостей…»
В очередной раз Саша получил по голове аккуратно в тот день, когда начал подозревать, что все, даже и филькинские следователи, о нём забыли. Но вот ударило. И никто не спас.
Да, грянул гром не из тучи, а из навозной кучи.
Перенявший у Татева привычку приходить за Wi-Fi в AMOR FATI, именно там доцент Энгельгардт узнал о своём новом статусе.
Вошёл в соцсети – и узнал.
Не скажем, что в глазах у него всё поплыло, но какое-то время Саша смотрел на экран и видел слова, не понимая написанного. Здесь было всё: что он мутный. Что он скользкий. Что он выдал режиму имена подпольщиков. Что он привёл мэра Пилькина под пули убийц. (Да не Пилькин, поправляли в комментариях, а Филькин, правда-правда, реально есть такой городок… где?.. Ну где-то здесь… Нет, не за Уралом.) Что он, Саша Энгельгардт, не разлей вода с кровавой гебнёй. (Тут он читать не стал; нет-нет, никаких подробностей.) Виталик Биркин в своём блоге защищал его так лениво и аккуратно, что любому становилось ясно, что только великодушие и жалость понуждают Биркина покрывать продажную мразь. (За великодушие Виталика и ругнули, но с пониманием.) Люди, присылавшие Саше фотографии своих детей и котиков, торопились крикнуть, что всегда предчувствовали нечто подобное. Многолетние корреспонденты и залётные правдорубы высказались, одинаково не подыскивая слов, и даже какой-то интернет-туз, прислушавшись к звону, состряпал остроумную реплику про «туриста в штатском».
Саша поглядел по сторонам. Филькинские декораторы взяли за образец стиль голой функциональности. Им очень хотелось её приодеть, и было видно, как буквально на каждом шагу они сами себя бьют по рукам: вместо репродукций Кустодиева или трёх ржавых железяк – компромиссные краеведческие фотографии; весёленький цветок, не герань и не кактус – на том месте, где в столице не поставили бы ничего. Приблудного кота никто гнать не стал. Этот кот сейчас уселся у Саши в ногах и как будто бы сморкался.
