Черный треугольник (Розыск - 1) - страница 55
- Почти? - спросил Ритус.
- Почти, - подтвердил я. - Окончательно мы эту тень рассеем, когда будут найдены драгоценности ризницы и грабители, их похитившие.
Ритус хохотнул, а Отец упрямо сказал:
- Мы, конечно, приложим все усилия, но товарищу Семену будет трудно в таких условиях оказать вам реальную помощь.
Во время всего этого разговора мохнатый и толстогубый товарищ Семен молчал и лузгал семечки, аккуратно сплевывая шелуху в кулак. Со стороны могло показаться, что все происходящее не имеет к нему абсолютно никакого отношения.
- Чего молчишь? - спросил у председателя "Союза анархистской молодежи" Сухов.
Товарищ Семен облизнул языком губы и растянул их в улыбке. Улыбка у этого парня была одновременно и добродушной и хитрой.
- Когда все пусторюмят, то одному не грех и помолчать...
- И долго еще отмалчиваться собираешься?
- Нет, не долго.
- Так что скажешь?
- Ежели требуется, то, как полагаю, отыщем тех деловых, что в церковных закромах шуровали.
- И без протоколов допросов? - усмехнулся Сухов.
Товарищ Семен постучал себя пальцем в лоб:
- Тут у меня протоколы почище ваших. Все тут. Напрямки говорю: ежели требуется, отыщем и возвернем. У нас подноготников хватает.
- А как искать собираешься?
- Это уж моя забота. Это дело мы у себя в союзе обкашляем.
Кажется, планами Отца подобное заявление председателя "Союза анархистской молодежи" не предусматривалось: он перестал улыбаться, и физиономия его поскучнела. Роза недоуменно пожала плечами: стоило столько времени молчать, чтобы в конце концов высказаться подобным образом. Старались упростить ему задачу, а он так ничего и не понял...
Зато Дима Ритус, обладавший завидной способностью всегда и всему радоваться, ликующе сказал:
- Каких орлят федерация вырастила, а?
- Итак, будем считать, что совещание окончено, - сказал я. - Будем надеяться, что товарищ Семен слов на ветер не бросает...
Товарищу председателя Московского совета
Милиции господину Косачевскому
в собственные руки.
Москва. Сыскная милиция
Милостивый государь!
Выполняя настоятельную просьбу его
высокопреподобия архимандрита Димитрия, обращаюсь к
Вам с настоящим письмом. Льщу себя надеждой, что его
высокопреподобие, полагающийся на Вашу порядочность,
не ошибается и Вы действительно пытаетесь
добросовестно разобраться в обстоятельствах
происшедшего и возвратить России ее исторические
ценности. Ежели это так, то прошу принять и мою
посильную лепту.
В середине прошлого года, когда я исполнял
должность заместителя начальника Царскосельского
гарнизона, некоторые мои друзья, опасаясь столь
распространившихся в несчастной России грабежей,
разбоев и обысков, попросили меня взять на сохранение
их драгоценности. В связи с этим была составлена
надлежащая опись, копии которой Вы обнаружили у моего
отца, барона Григория Петровича и ювелира патриаршей
ризницы господина Кербеля.
Тогда моими услугами, в частности, пожелали
воспользоваться ныне пребывающие за границей граф
Басковский, владелец бесценного "Батуринского
грааля", мой старый фронтовой товарищ ротмистр
Грибов, которому принадлежало выдающееся произведение
русского ювелирного искусства "Золотой Марк",
баронесса Граббе и некоторые другие, чьи имена я не
считаю себя вправе назвать, поскольку они в настоящее
время находятся в пределах России и моя нескромность
может им повредить.
После отчисления от должности заместителя
начальника Царскосельского гарнизона я оказался в
затруднительном положении, выход из которого нашел
мой брат Олег Григорьевич (в иночестве Афанасий). По
его просьбе настоятель Валаамского монастыря его
высокопреподобие архимандрит Феофил любезно
согласился поместить ценности в ризнице монастыря.
Там они находились до декабря 1917 года, пока не
возникла опасность их утери. Каким-то образом среди
монастырской братии распространился слух об этих
ценностях, и брат опасался, как бы он не дошел до
Сердобольского уездного Совета, который как раз
пытался отобрать у монастыря часть его имущества. В
том же письме брат предлагал испросить согласия у его
высокопреподобия архимандрита Димитрия, который
прежде был настоятелем Валаамского монастыря, на
помещение этих ценностей в хранилище Московской
патриаршей ризницы. Когда в том же месяце я вместе с
кузиной навестил брата, он мне показал ответ
Димитрия. Тот писал, что весьма сожалеет, но вынужден
отказать, ибо назначение патриаршей ризницы
общеизвестно, и он не считает себя вправе
расширительно толковать его. Поэтому я был весьма
благодарен старому другу нашей семьи почетному
потомственному гражданину Петру Васильевичу
Арставину, который, приехав по делам из Финляндии в
Петроград, навестил меня и обещал оказать посильное
содействие, используя свои старые связи в
хозяйственном управлении Синода и Московской духовной
консистории. Арставин сдержал слово: московский
митрополит дал свое согласие, и во время очередной
визитации в Москву я привез с собой ценности, кои
были помещены в патриаршей ризнице.
Я считал, что доверенные мне ювелирные изделия
находятся в надежном месте, но, учитывая
неодобрительное отношение его высокопреподобия
архимандрита Димитрия, к которому я всегда испытывал
глубокое уважение, я пытался найти другое место для
