Рабы Парижа - страница 176
— Что слышно о семействе де Мюсиданов?
— Генрих хорошо принят. Ухаживает за мадемуазель Сабиной. Она еще не бросается ему на шею. но уже принимает от него цветы. Что ты еще хочешь за такой короткий срок?
— Чтобы граф не откладывал свадьбу. Эта отсрочка меня тревожит.
— Успокойся. Нас не обманывают. Я проверил.
— Ну, если ты проверил, то с этой стороны все в порядке.
— А со всех остальных — еще лучше, — посмеивался банкир. — Тифильские акции идут нарасхват. На твою долю, великий гомеопат, достанется миллион!
Услышав магическое слово "миллион". Ортебиз энергично потер руки.
— Тогда предо мной откроются поистине блестящие перспективы! — воскликнул он.
— Катен сообщает… — начал Мартен-Ригал.
— Что сообщает Катен? — сразу же насторожился доктор.
— Герцог де Шандос спешит по следу своего сына, задыхаясь от усталости и нетерпения. Этот след — мой шедевр!
— Ты уверен в том, что можно не опасаться Перпиньяна? Он хитер…
Банкир презрительно отмахнулся.
— Перпиньян — такой же олух, как де Шандос! Хуже того — он просто сумасшедший! Воображает, что сам открыл след, проложенный и обставленный мной от Вандомского приюта до самой квартиры Поля… Они уже добрались до бывшего артиста Вигуре, который ныне торгует вином в Париже. Он даст им адрес старого Фрица. На днях они будут здесь. К тому времени Поль женится на Флавии. Моя дочь станет маркизой де Шандос, а затем герцогиней и унаследует миллионы господина Норберта.
Он умолк, потому что послышался легкий стук в дверь.
Вошла мадемуазель Флавия. Она села к отцу на колени, обняла его и несколько раз поцеловала.
Ортебиз с улыбкой наблюдал за своим другом.
"Можно ли узнать в любящем отце мошенника Маскаро или убийцу Тантена? — думал он. — Какого великого актера потерял театр, когда Мартен-Ригал решил стать миллионером!"
— Я у тебя в плену, прекрасная победительница, — сказал банкир. — Какой выкуп ты от меня потребуешь?
Флавия покачала головой.
— Разве я имею привычку, месье, продавать вам свои ласки? — шутливо спросила она.
— Чего же ты хочешь?
— Пригласить тебя к обеду. Все готово и Поль уже за столом. А целовала я тебя просто потому, что очень люблю своего папу. Ты у меня такой добрый! Если бы я могла выбирать себе отца, то из всех мужчин в мире выбрала бы тебя!
— Признайся, по крайней мере, что в последние шесть недель ты любишь меня сильнее, чем прежде, — сказал Мартен-Ригал.
— Нет, — ответила она с жестокой наивностью избалованного ребенка. — Только две недели.
— Однако с тех пор, как Поль стал твоим женихом, прошло уже полтора месяца…
Девушка громко и чистосердечно рассмеялась.
— Я тебя за это очень люблю, — сказала она, — но еще сильнее — за другое.
— За что же?
— Это — большой секрет.
— Все равно, скажи. Я прошу тебя.
— Ты на меня не рассердишься?
— Нет.
— Ну, хорошо. Две недели тому назад я, наконец, поняла, насколько горячо ты любишь свою Флавию. Бедный папа! Я долго и горько плакала, когда узнала, как трудно тебе было привести Поля к моим ногам. Как подумаю, что у тебя хватало духу ради меня надевать такие грязные лохмотья и зеленые очки, которые тебе совсем не идут, да еще приклеивать эту гадкую бороду, так и плачу…
Флавия всхлипнула.
Мартен-Ригал побледнел, как смерть, и так стремительно вскочил, что его дочь едва не упала.
— Что это значит? — прошептал он.
— Ты меня прекрасно понимаешь, мой милый папа. Другие тебя не узнавали, но глаза дочери обмануть невозможно.
— Флавия, ты ошибаешься. Какое-то случайное сходство обмануло тебя!
Девушка насмешливо покачала головой.
— Пока Поль болел, я целые дни проводила с ним наедине… Ага! Ты не вздрогнул от моих слов! Доктор, будьте свидетелем! Выходит, ты знал об этой моей глупости! А теперь посмей сказать, что тогда приходил не ты!
— Сумасшедшая! Послушай меня…
— Нет, это ты меня послушай! Я не хочу тебя обманывать. Я открыла тебе дверь — и сразу подумала, что это — ты. А ты так подпрыгнул, увидев меня там, что сомневаться было невозможно. К тому же я подслушала ваш с доктором разговор, когда вы вышли на лестницу. А дома я сразу же спряталась напротив твоего кабинета и увидела, как ты пришел сюда в тех же самых лохмотьях. Ну, что, будешь еще отпираться?
После долгого молчания Мартен-Ригал спросил:
— Ты никому не сообщила о своем открытии?
— Никому…
Банкир и доктор облегченно вздохнули. Несчастье оказалось не настолько велико и непоправимо, как они думали.
— Никому, кроме Поля, — добавила Флавия. — Мы с ним — одно целое. Так не все ли равно? У нас друг от друга секретов нет.
— Что ты наделала! — завопил Мартен-Ригал.
— Ничего плохого. Я постаралась как следует внушить Полю, что мы должны беречь и любить дорогого отца, который не постыдился даже надеть такие жуткие лохмотья, чтобы найти его и привести ко мне.
— А что Поль? — спросил Ортебиз.
— Сначала казался смущенным, а потом хлопнул себя по лбу и долго хохотал.
— И ты не поняла этого смеха? — воскликнул Мартен-Ригал. — Он подумал, что я ходил к нему по твоему поручению!
— Ну и что?
— Он будет теперь считать, что ты сама бросилась к нему на шею, и перестанет любить тебя.
— Не может этого быть, — уверенно ответила девушка. — Поль такой благородный!
— Кто? Это презренное, подлое ничтожество? — в гневе вскричал отец.
Флавия покраснела от возмущения.
— Я никому не позволю оскорблять моего мужа. Даже вам!
