Американец, или очень скрытный джентльмен - страница 67

Полки — толстые доски из старого дуба, лежащие на каменных кронштейнах, — крепятся гвоздями из камня. Дерево покрыто пятнами — на него веками проливали химикаты, зелья, смеси и настойки, какие современный медицинский ум не в состоянии даже вообразить. Дожидаясь у стойки, пока появится продавец, я размышляю, что, если рассмотреть под микроскопом сечение любой полки, глазам предстанут все периоды развития химической науки.

На самой верхней полке стоят бутыли со странным содержимым — в полумраке не рассмотреть: в них запросто могут оказаться заспиртованные человеческие зародыши, молодые рога серны или перекрученные корни болиголова. Ниже выстроились рядами лекарства, косметика, бутылки патентованных средств, духи и обоймы губных помад. На полке стоит вырезная реклама — очень хорошенькая девушка в половину натуральной величины, на ней бикини, а в руке тюбик солнцезащитного крема с фактором пятнадцать. Девушка несколько выцвела, потому что до этого стояла на солнце в магазинной витрине, так что теперь цвет тюбика куда здоровее, чем цвет ее лица.

Из дверей в дальней части магазина появляется продавщица. Совсем молоденькая, примерно возраста Клары, и худая почти как анорексичка. Лицо изможденное, запястья костлявые. Можно подумать, что какой-нибудь некромант собрал ее из кусочков, натасканных с городских кладбищ. Или это призрак одной из тысяч девиц, которые на протяжении веков приходили сюда — сделать аборт, купить стимулирующего снадобья для любовника, вылечиться от сифилиса.

— Un barattolo di… — Никак не вспомнить нужное слово. — Antisepsi. Crema antisepsi. Per favore.

Продавщица почти незаметно улыбнулась и протянула руку к одной из старинных полок. Рука худая, как палка, словно девушку только-только выпустили из какой-то страшной тюрьмы. Как она похожа на эту картонную девушку с лосьоном, подумал я, и меня захлестнула волна жалости. Несколько недель здорового питания — и она станет такой же хорошенькой и обаятельной, как и Клара.

— Questo?

Она поднесла мне к самому лицу баночку гермолена. Я взял баночку, отвинтил крышку. Запах оксида цинка и розовый медицинский цвет крема немедленно вызвали воспоминания о школе, о нашей медсестре, которая мазала таким кремом царапины, втирая его изо всех сил — будто заставляла нас раскаяться в том, что мы потревожили ее послеполуденный отдых. Сквозь завесу металлического запаха я увидел брата Доминика, который стоит у края футбольного поля и выкрикивает неразборчивые команды игрокам.

— Quante? — осведомился я.

— Cinque euros.

Я заплатил за крем и, пока девушка набирала сдачи, осторожно смазал порез на тыльной стороне ладони. Порезался на токарном станке, глупейшая история. Я незамедлительно сунул пораненную руку в рот и воспринял случившееся как еще один знак того, что я старею, что конец моей профессиональной карьеры близок. Еще год назад я ни за что не допустил бы такого ляпа.

Я опустил баночку в карман куртки, и она звякнула, соприкоснувшись с вальтером. Я не привык носить с собой оружие и просто забыл о нем. Баночка вовремя напомнила, и я переложил ее в другой карман.

Прежде чем выйти из аптеки, я оглядел улицу в оба конца. На мощенном булыжником тротуаре не было никого, кроме двух мужчин, которые держались за руки и оживленно беседовали. Я отправился в бар «Конка-Доро».

За одним из столиков снаружи, под деревьями, в центре пьяццы собрались Висконти, Мило и Герардо. Неподалеку, в тени здания, стояло такси Герардо, припаркованное во втором ряду, так как все места у обочины были заняты.

С тех пор как появился выходец из тени, я не сажусь снаружи, это неразумно. К столикам под деревьями можно подойти с любой стороны, а чего я уж точно не стану делать, так это садиться спиной к стене. Если появится выходец из тени, я могу его просмотреть, а это слишком уж непомерный риск.

— Ciao! Come stai? Signor Farfalla! — окликнул меня Мило.

— Ciao! — ответил я, как обычно. — Bene!

Висконти заорал:

— Садитесь снаружи! Солнышко пригревает. Тут хорошо.

Он помахал рукою над головой, будто отгоняя мух, на деле же он просто хотел взвихрить теплый воздух, чтобы я понял, какой он замечательный, и присел с ними рядом.

— Жарковато, — отозвался я, вошел в бар, сел и заказал капучино.

Я не переставая держал пьяццу под наблюдением. Проехало несколько машин — они безуспешно искали, где бы припарковаться. К фонтану подошли несколько студентов, они вытащили свои велосипеды и укатили прочь. Двое мужчин присели за столик под деревьями, бармен-хозяин пошел взять у них заказ. Но они ничего не хотели: просто присели передохнуть. Последовало краткое препирательство, после чего мужчины ушли, а бармен вернулся внутрь, что-то сердито бормоча. Проходя мимо меня, он ухмыльнулся. Видимо, был доволен своей победой.

Я заказал второй кофе и попросил у хозяина разрешение просмотреть его газету. Руководствуясь фотографиями и огромными заголовками, я сумел разобрать, что главная новость дня — скандал в правительстве: министра без портфеля застукали без штанов в обществе дамы, известной широкой публике по причине того, что грудь ее постоянно показывали по телевизору. На имевшейся в газете фотографии дама была завернута в тигровую шкуру. Судя по заголовку, который я с грехом пополам перевел, в ее жизни имелся далеко не один тигр.

На пьяцце завелась машина. «Фиат», такси Герардо. Облако дыма от дизельного выхлопа проплыло над велосипедами. Я проследил, как Мило садится на переднее пассажирское сиденье. Они отъехали, а Висконти встал, пересек площадь и вошел в бар.