Список нежных жертв - страница 40
– Что вы делаете? Я замени...
Речь Ольги оборвалась на полуслове. Почему? Лешка усилием воли заставил себя повернуть тяжелую, стотонную голову. Он увидел, как Ольга взмахнула руками и плавно падает. Упала. Рядом с ним.
«Это был не врач», – подумал он и вдруг полетел куда-то назад от себя. Он оторвался от пола и летел к потолку, потом к крыше, потом выше... Он летел в темноту и в конце концов перестал что-либо видеть и чувствовать.
* * *
Наступило утро. В состоянии подавленности Оленька сидела на кровати в мужской палате, поджав под себя ноги и положив подбородок на спинку. Не менее подавлен был и Лешка, который полулежал на той же кровати. Остальные мужчины, находившиеся в палате, тщательно соблюдали тишину, хотя об этом их никто не просил. Если кто-нибудь вставал и при том скрипела кровать, больные смотрели на него с осуждением.
В палату вошел Виталик, приблизился к пострадавшим. Правда, те не отреагировали на его появление, и ему пришлось напомнить о себе:
– Оленька, как ты?
– Плохо, – едва вымолвила она, не поворачиваясь в его сторону.
– Понятно, – покивал он. – Там девочки приготовили чай... в столовой... Идите с Лешей, выпейте... Ну, а ты как, парень?
– Тошнит, – коротко ответил Лешка.
– Пройдет, – заверил Виталик. – Анализы отправили в лабораторию, надеюсь, к вечеру узнаем, какой наркотик он вколол тебе.
– А смысл? Я ж не умер. Эмиль Максимович приехал?
– Нет, – сказал Виталик и взглянул на Оленьку, которая к их диалогу осталась безучастной. Он постоял некоторое время, затем вышел из палаты, не найдя нужных слов.
Оленька сидела не шевелясь, находясь в прострации, когда нет четких мыслей и наступает апатия ко всему на свете. Лешка же сосредоточил внимание на обтрепанном уголке простыни. Недавно с ними беседовали следователь и два мордоворота из ментовки, от которых несло перегаром. Представители правоохранительных органов не внушали доверия юноше, особенно мордовороты с лицами, чистыми от какой-либо мысли. Он не верил, что эти люди способны что-то сделать в данном случае. Оленьку псевдоврач попросту вырубил, нанеся удар кулаком в солнечное сплетение, она даже ойкнуть не успела. А Лешке вколол пока неизвестно какой наркотик. Счастье, что организм у него сильный, с запасом защитных ресурсов. Впрочем, он не об этом думал, не об этом...
– Оленька, – заглянула в палату Альбина, – Эмиль Максимович приехал...
– Я не хочу его видеть, – нервно подскочила Оленька.
– Оля... – протянула Альбина, – а кто ему скажет?
– Я не хочу его видеть! – выкрикнула Оленька. Чтобы не докучали, умчалась в служебный туалет, там заперлась и наконец разрыдалась.
Она сидела в туалете не так уж и долго. Снова явилась Альбина, произнесла за дверью:
– Ольга, тебя тут спрашивает женщина. Говорит, вы договаривались встретиться.
– Где она? – выглянула из туалета Оленька.
– В кабинете заведующего, а сам он... ну, ты понимаешь... лютует. Такое ЧП! Оля, выходи. Заперлась тут... вдруг кому-то понадобится...
Оленька молча отстранила ее и понеслась к кабинету завотделением. Антонина Афанасьевна была одна и курила у раскрытого окна. Она так же великолепно выглядела, как и при первой встрече. Когда вошла Оленька, она повернула к ней голову и без приветствия, по-деловому жестко, начала:
– Я в курсе того, что с вами произошло ночью. Но вы должны мне сегодня дать ответ, согласны работать у меня или не согласны. Поймите, у меня нет времени на сантименты, я могу подождать, но только до завтрашнего дня. Если вы не согласны...
– Я согласна и поеду сегодня, сейчас, – перебила ее Оленька.
– Прекрасно, – произнесла Антонина Афанасьевна, но ее правая бровь удивленно взметнулась вверх. – Тогда я жду вас в машине. Поторопитесь.
Она прошла мимо, окутав Оленьку знакомым ароматом духов, ароматом благополучия и достатка.
Девушка вытащила лист бумаги из папки на столе и взяла авторучку. Она написала заявление, о котором шла речь, затем подумала минутку и написала еще записку: «Не говорите никому, где я нахожусь. Ольга». Записку прикрепила к заявлению скрепкой, бросила в ящик стола и рванула в комнату, где под тахтой стояли ее вещи. Надев пальто, схватив баул и сумку, она помчалась вниз по лестнице к выходу. Да, это бегство. Трусливое бегство. А почему обязательно все должны быть сильными, отважными, смелыми? Для равновесия в природе кто-то должен и убегать, трусливо поджав хвост, как сейчас убегала Оленька.
Антонина Афанасьевна ждала у машины и снова курила, увидев Оленьку, открыла багажник, чтобы та положила туда вещи, села за руль. Оленька плюхнулась на сиденье рядом с ней и, отъезжая, посмотрела назад, на здание больницы. За этими стенами ей пришлось пережить самые прекрасные моменты ее жизни и самые страшные. Но вот они остаются позади, значит, начинается новая жизнь. Какой она будет? С отголосками старой? О, только не это! В новую жизнь Оленька не хотела бы впустить никого из старого периода. Никого.
На перекрестках, когда на красный сигнал светофора машина останавливалась, Оленька с опаской изучала хозяйку, ее правильный профиль. Каково-то ей будет жить «в людях»? Ведь именно так называли работу по найму и проживание в семьях сто лет назад. В один момент Антонина Афанасьевна, почувствовав на себе любопытный взгляд, посмотрела на Оленьку. Серые колючие глаза вонзились в душу девушки, в них не было участия, доброжелательности, один холод. Оленька не обольщалась, что теперь жизнь пойдет гладко. Судя по строгому виду хозяйки, ей придется несладко в доме этой женщины.
Машина въехала в небольшой двор, аккуратно выложенный плитами и огороженный высокой каменной стеной. Между плит были разбиты и клумбы для цветов, однако они пустовали, там хаотично росли пожухлые сорняки. Очевидно, хозяйка не занимается цветоводством. А дом поразил Оленьку размерами. Трехэтажная махина, отделанная мраморной крошкой, была явно разделена на две части. Впрочем, и половины было достаточно, чтобы разместить по меньшей мере двадцать человек.
