В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего год - страница 70
― Я не умею, ― поспешил сказать Берников.
― Наша игра умения не требует. Пальчиками сделаете вот так. ― Смирнов на крае стола показал, как сделает пальчиками Берников. ― И мы ваши отпечаточки сравним с отпечаточками, которые вы почти наверняка оставили на содержимом чемодана. Небось интересно было посмотреть, пощупать штучки, в которые вы вложили немалые деньги?
Берников молчал.
― Через два дня здесь будет Почтарь, который заложит вас с потрохами, ― встрял в разговор Ларионов. ― Он еще не знал, идя на дело, что коллекция эта, по сути, государственное достояние. Ему лишних три года ни к чему. А фрайера заложить ― это ему раз плюнуть.
Берников молчал.
― И последнее. ― Смирнов подготовил эффектный финал. ― Пока мы привлекали вас за кражу коллекции. Но если вы будете, обманывая следствие, врать, выкручиваться, тянуть резинку, мы объединим усилия с ОБХСС и, так сказать, коллективно постараемся выяснить источники ваших доходов, и уж тут держитесь! Вместо восьмерика (может быть, найдется хороший адвокат и еще пару годиков отхлопочет), в совокупности по пятнадцати, с конфискацией имущества. Считайте, Берников. Судя по вашим доходам, вы ― неплохой бухгалтер.
Берников помолчал, считая. Подсчитав, поднял голову и сказал:
― Пишите. Буду говорить.
...Во втором часу подбили бабки. Уже был написан и подписан протокол, уже был вызван конвой. Сидели просто так, отдыхая. И вдруг раздался длинный непрерывный телефонный звонок: зов дежурного вестник беды.
Они проникли сквозь щель меж прутьями ограды, растянутыми неизвестной могучей рукой, и очутились на территории Ленинградского парка культуры и отдыха. Впрочем, парка давно уже не существовало.
― Ну, пошли, пошли, ― говорил он срывающимся голосом и тянул ее за руку. Они нацеловались, наобнимались, дотерлись до того, что никакого терпежа у него уже не было.
― Ой, Валюша, страшно! ― говорила она, нервно хихикая и слабо упираясь.
― Да чего здесь страшного! ― Он хотел сказать, что бывал здесь по ночам неоднократно, но вовремя спохватился, поняв некоторую бестактность такого высказывания. И поэтому повторил только: ― Пошли, пошли!
Она перестала упираться, и они спустились в лабиринт.
...Года два-три назад Василий Сталин решил возвести на этом месте первый в стране крытый каток с искусственным льдом для своей команды ВВС. Никого не спросясь, потому что не считал нужным спрашивать у кого-либо, всесильный командующий военно-воздушными силами Московского военного округа стал немедленно претворять решение в дела. На строительство объекта были брошены военные подразделения, работа кипела день и ночь. В считанные дни был выложен сложнейший фундамент, возведен металлический каркас. Но, как говорили, об этой стройке века случайно узнал папа и чрезвычайно разгневался на сыновнее самоуправство. Сын получил соответствующую головомойку, и строительство было заморожено.
Отняв у парка большую часть территории, железный скелет на каменном постаменте стоял бессмысленным памятником. Днем в запутанных катакомбах фундамента мальчишки играли в войну, а ночами здесь находили приют парочки, не имевшие при существующем жилищном кризисе места для любовных утех.
...Он облюбовал укромный отсек, скинул пиджак, не жалея, расстелил его, и они для начала уселись. Он обнял ее, поцеловал и потихоньку стал заваливать. Она, с усилием высвободив рот, сказала жалобно:
― Валя, может, не надо здесь?
И тут как гром небесный грянул выстрел. И сразу второй ― потише, поглуше.
― Мне страшно, ― прошептала она и прижалась к нему. Еще выстрел. Пуля, со звоном срикошетив о стальную балку, пропела над их головами.
― Стой, Столб! ― неизвестно откуда донесся истерический крик. И опять выстрелы. Один, другой, третий. Пули, визжа, носились над ними.
― А-а-а-а... ― непроизвольно подвывала она.
Выстрел. И еще один. Последний. От этих двух выстрелов полета пуль слышно не было. Они сидели, обнявшись, что есть силы прижавшись друг к другу, и ждали неизвестно чего. Долго.
― Пойдем отсюда, ― наконец сказал он.
― Я не могу, я боюсь, Валя!
― Милочка! Девочка! Пойдем отсюда, пойдем! ― Он поднял ее, взял за руку, и они осторожно пошли извилистыми проходами. Вот и пологий спуск в лабиринт. Они увидели пики ограды, кроны деревьев, освещенные уличным фонарем, и рванулись наверх. У самого выхода в небольшой темной луже лежало человеческое тело.
Обежав его, они кинулись к спасительному лазу. В Чапаевском переулке, не в силах сдерживаться больше, она завыла в голос.
― Молчи, молчи, ― просил он ее до тех пор, пока она не замолчала. А когда замолчала, сказал: ― Обязательно что-то делать надо, что-то надо делать!!!
― В милицию позвонить! ― догадалась она и при свете фонаря увидела свои ноги: ― Валя, я чем-то туфли испачкала.
― Кровью, ― сказал он, и она снова заплакала.
Телефонная будка стояла у военной гостиницы. Они забились в коричневый домик, и он набрал 02. И милиция осведомилась: что, мол, надо.
― В Чапаевском переулке у недостроенного катка только что убили человека! ― сказал он и потом долго слушал, что говорили ему. Повесив трубку, ввел ее в курс дела: ― Просили подождать их.
― Валя, я боюсь из будки выйти, ― призналась она.
― Давай в будке ждать.
― Нас все равно через оконце видно.
― А мы присядем, ― решил он, и они присели. В темноте, в тесноте было еще страшнее, но выходить на улицу, прятаться где-то еще просто не было сил. Она извлекла из рукава кофточки носовой платок и стала оттирать им носок светлой матерчатой туфли.
