Дотянуться до моря - страница 126

— Они говорят, что надо поехать с ними на машине, — почему-то шепотом проговорил он в открытое стекло. — И чтобы ехала мама.

Мне эта идея не понравилась, я принялся было бурно возражать, но Марина не стала меня слушать.

— Я поеду, — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Думаю, они сами боятся, поэтому и хотят иметь дело со мной. Возражать им сейчас — не самый лучший путь, еще сорвется все в последний момент. Ты же не думаешь на самом деле, что мне что-то будет угрожать?

Я так не думал, да и возражать было бессмысленно. Марина вышла из машины, крепко прижимая к себе мешок с деньгами, Кир сразу же шмыгнул на ее место. Почти сразу же сзади ко мне прижалась белая вазовская «пятерка», к ней двинулся Слава, открыл заднюю дверь и жестом показал Марине садиться. Марина кинула на меня быстрый взгляд, и решительно двинулась к «пятерке». Слава сел в салон вслед за нею, и закрыл за собой дверь. Но машина не спешила уезжать, явно кого-то дожидаясь. Через пять минут из калиточки показался респектабельный дядечка лет сорока, в пиджаке, хорошо постриженный и с усами. Щурясь на ярком солнце, он осмотрел площадь, зацепился взглядом за «Субару», потом застегнул пиджак и направился к «пятерке», обошел ее слИваи сел на заднее сиденье, так что Марина оказалась между ним и Славой. «Пятерка» сразу тронулась, я попытался что-нибудь рассмотреть в салоне, но стекла машины были непроницаемо-черны. Набирая ход, «пятерка» умчалась, притормозила у перекрестка, повернула налево к выезду из города и скрылась из вида.

— Пап, я туда пойду? — спросил Кир, кивая на голубые ворота. — Не спал всю ночь, вырубаюсь буквально, а мне там шконку выделили. Посплю, пока мамы нет, ладно?

Спрашивая это, он почему-то поглядывал на мои руки, лежащие на руле, и явно не горел желанием оставаться со мной наедине. Я подумал, что говорить с ним в таком состоянии все равно бесполезно, да и не знал я, о чем говорить. Все было настолько ясно и понятно, что обсуждать тут, на мой взгляд, было нечего. Если что-то в этом роде сотворил бы чужой человек, с которым я до того общался, то он был бы немедленно вычеркнут изо всех моих возможных списков раз и навсегда. С сыном так — к счастью или несчастью — не поступишь, но говорить все равно было не о чем. Разве что на самом деле пару плюх по мордасам отвесить? Да нет, раньше надо было, не зря в Домострое учили: «Любя сына своего, увеличивай ему раны, и потом не нахвалишься им», а теперь поздно. Не глядя на отпрыска, я кивнул. Кир не без труда вылез из машины и, отчетливо пошатываясь, направился к ментовке. Я чертыхнулся: даже время ожидания решения «пан-пропал» ему будет потом вспоминаться не мучительными замираниями сердца приговоренного перед казнью, а через алкогольные пары — смутно и нестрашно.

Головой за Марину по здравому рассуждению я не переживал, но на душе все равно скребло. Хотя то, что на передачу денег должна ехать она, было определено ментами и, вроде как, являлось форс-мажором, совесть не давала покоя. Ты ведь мог возразить: «Нет, поеду я, это дело не женское!», но почему-то не возразил. Ну, да, понимал, что поездка эта, к счастью, не бросок на вражеский танк, но все равно вышло как-то кривовато. А если бы танк? Вызвался другой, и слава Богу, пронесло? Ну, да, глупо же всем помирать там, где достаточно всего одной жертвы. Но вот что, если эта необходимая жертва — твоя жена? Я помотал головой: эдак самобичевание вообще до абсурда доведет! Будет танк — будем думать. Только вот Марина никогда не тратила время на принятие решения: танк, не танк, если речь шла о близких, она бросалась навстречу опасности, не раздумывая. Скорее всего, это было у нее неосознанно, на уровне инстинктов, как у рыси, защищая детенышей, бросающейся на медведя, против которого шансов у нее нет. Пожалуй, только сейчас я вдруг с отточенной ясностью представил, что все почти четверть века нашего с Мариной супружества я жил с ней, как у Христа за пазухой, как за каменной стеной. Да, да, именно — я у нее, а не она у меня! Нет, я, конечно, обязанности добытчика и защитника выполнял тоже вполне добросовестно, достигнув, что называется, «степеней известных». Но, во-первых, на фоне достижений иных товарищей это были высоты отнюдь не Эверестовы, а, во-вторых, быть нормальным мужиком — вообще не достижение, а норма, предписанная природой. А вот Марина свои обязанности по поддержанию домашнего очага обычными женскими «родить-накормить-убраться-постирать» никогда не ограничивала. Настолько, что это ее «расширенное» толкование своей роли в семье иногда приводило нас к непониманию и даже конфликтам.

Первый раз сомнение в том, что жизнь с женщиной, которую я решил сделать своей супругой, будет безоблачной, посетило меня накануне бракосочетания, когда мы выбирали мне свадебный наряд. Да, именно мне, потому что платье Марине мы купили просто и быстро: пришли в салон, прошли по представленным моделям (это был совок, по сравнению с сегодняшним днем выбор был более чем скромным, но все же не безальтернативным), я спросил ее, указав на одно: «Не нравится?», и она, пожав плечами, кивнула. Со мной оказалось сложнее. С костюмом проблема заключалась в том, что мне нужен был не самый маленький размер при не самом ходовом росте и, конечно же, не первая попавшаяся модель. Речь шла не о цене (денег у меня тогда было столько, что я даже стеснялся обсуждать эту тему со своей пассией, комсомолкой, не будучи уверен в правильности ее реакции), просто шла эпоха тотального дефицита. Импортные сигареты и пиво уже были не в диковинку, и даже шмотки модные попадались, но найти хороший костюм еще было большой проблемой. В конце концов мы наткнулись на потрясающий бельгийский серебристый костюм-двойку, до сих пор не расхватанный исключительно из-за безумной цены в 190 рэ. Коршуном кинувшаяся к нему было Марина увидела ценник и сникла, а я, соврав про премию, небрежно вытащил искомую сумму, и вопрос был исчерпан. Осталось купить обувь, и вот с этим заколдобило. По моему тогдашнему представлению о сочетаемости предметов одежды туфли к такому костюму нужны были серые, что многократно сужало и так небогатый выбор. И когда мы уже отчаялись найти что-нибудь путное, у Марины на работе кто-то принес не подошедшую пару моего размера. Сияющая, она притащила их на очередное наше свидание, посвященное предсвадебному шопингу. Я открыл коробку, и мое лицо вытянулось. Единственное, что делало пару убогих опорок в коробке похожими на туфли моей мечты, был цвет, да и тот можно было назвать серым весьма условно. Я закрыл крышку, но Марина настояла, чтобы я примерил обувку на ногу. Размер подходил, и Марина заявила, что не видит причин пару не взять и не закончить на этом порядком измотавшие всех поиски. Я заявил, что скорее пойду под венец в армейских кирзачах, чем в этом убожестве. Марина взвилась, и заявила, что моя позиция по меньшей мере неразумна, и что наше бракосочетание перестает казаться ей удачной идеей. Я, тоже распалившись, ответил, что если отказ от свадьбы — единственный вариант, при котором ЭТО не окажется на моих ногах, то он меня устраивает. В общем, поругались, не разговаривали два дня, причем Марина явно совершенно искренне не понимала, что мне нужно. Это уже потом, много времени спустя, я понял, что будучи по восточному календарю Огненной Лошадью, Марина в свойственном этому знаку неконтролируемом упрямстве иногда способна «закусить удила», и тогда с ней становится нелегко справиться. Слава Всевышнему, что Тигр (а именно к такому знаку по году рождения отношусь я) способен совладать с любой, самой пылающей лошадью, и через какое-то время Марина, кажется, это поняла. После того раза за все время мы всерьез ругались раза три-четыре, причем не из-за чего-то глобального, а из-за такой же фигни типа серых «свадьбишных» туфель. Даже единственный за время нашего супружества по-настоящему серьезный инцидент — с моим признанием в чувствах к Иве — прошел у нас без какого-либо накала, свойственного моментам, когда Марину (ну, скорее, меня и ее) переклинивало на чем-то третьестепенном.