Дотянуться до моря - страница 143
— Слушай, Дарья! — даже не сдерживая раздражение, нашелся, наконец, что сказать я. — Не сходится тут кое-что. Как ты можешь помнить все это, в таких подробностях? Ты ведь пигалица была, из-за табуретки не видно. Сколько тебе было — четыре?
— Четыре с половиной, — совершенно серьезно поправила меня Дарья. — Я прекрасно помню себя с двух лет. А прислушиваться к разговорам взрослых я стала как раз с этих событий, меня они страшно занимали, хотя я не все тогда понимала, конечно.
— А если не понимала, как запомнила? — зацепился за подставочку я. — Про эллиптическую мышцу? Про Иванова с Ге? Ты когда про Ге узнала? Классе в восьмом? Что, тогда услышала, а теперь вспомнила?
Ах, как приятно было размазывать эту наглячку! Вот только мой обличительный порыв ничуть ее не смутил.
— Я и сейчас ничего про него не знаю, — пожала она плечами. — Из контекста следует, что художник, видимо. А насчет запомнить — это просто: я могу включать в голове что-то вроде диктофона и запоминать услышанное один в один. Меня сколько раз проверяли: до десяти страниц печатного текста — точно, больше просто не пробовали.
— И эйн, цвейн, дрехт, какава. Амитугурицуфари паридрикербикер. Аратара пана кана голо золоволо пело цело паровоз! — неожиданно для себя самого выдал я с детства вызубренную наизусть цитату из «Бумбараша». — Повтори!
— И эйн, цвейн, дрехт, какава, амитугурицуфари пари дрикербикераратара пана кана голо золоволо пело цело паровоз, — глядя на меня, как на идиота, без запинки выдала Дарья. — Бред какой-то. Это что — заклинание племени олигофренов? Или считалочка детская?
— Вроде, — буркнул я, отчетливо вспоминая, как классе в третьем на спор с пацанами зубрил эту «считалочку» куда дольше. — Ладно, валяй дальше.
— Потом посадили и выпустили папу, он начал гулять, и у мамы появился ты, — голосом размеренным, как в фильмах Дискавери Джиогрэфик, рассказывающих об эволюции жизни на земле, продолжила Дарья. — Как у нее было с тобой, я видела у Софы на квартире…
— Ты уже третий раз об этом рассказываешь, — с трудом сдерживая раздражение, перебил ее я.
— Детские впечатления от увиденного, видимо, были настолько сильны, что хочется делиться ими вновь и вновь, — с язвительной усмешкой парировала Дарья.
— Как и мои от увиденного в Турции, — не дал ей спуску я.
Дарья поморщилась, словно от зубной боли.
— Да уж, дура обдолбанная! — воскликнула она. — Ну вот какого фига поперлась? Хотя, если честно, маманя сама вас спалила. Могла бы сказать все как есть, но у нее то: «Мы ведь подружки, Дашенька?», то «Знай свое место, малявка!». Я и так сильно подозревала, что не с подружкой какой-то там время она проводит, стала ей назло названивать, она телефон выключила. Ну, мне вообще жесть как вставило мамашу в лицемерии уличить.
— А как нашла-то ты нас? — не удержался от давно мучившего вопроса я.
— Да элементарно, — пожала плечам Дарья. — На рисепшене дала пять долларов, спросила, в какие номера из рашика сегодня заехали. Оказалось, что только в два, и только в одном оказалась незапертой дверь. Ну, я и ввалилась безо всякой задней мысли, а там у вас та-а-кое! Мне бы, дуре, конечно, обратно, пока не поздно, но по обкурке вставило поприкалываться.
— Постой, постой! — перебил ее я. — Поприкалываться? Ты хочешь сказать, что ты это все… сыграла?
— А ты что думал? — криво усмехнулась Дарья. — Что я всамделишно к маме родной за лесбийскими утехами полезла? Вкусить, так сказать, родного лона? Я что, умственно-недоношенная?
— Да нет, — пожал плечами я. — Зато обдолбанная.
— Ну, положим, не такая я уж была и обдолбанная, — захорохорилась Дарья. — Просто настроение было приподнятое, решила пошутить.
— Ну, и шуточки у вас, — сухо ответил я. — Твоя мать отнеслась к этому более чем серьезно
— Ну, да, — виновато скосила на меня глаза Дарья. — Афигённый вышел невдобняк! Хотя, конечно, интересный был бы экспириенс на тему, насколько преувеличена максима: «Любящая мать для своей дочери на все готова!»
Всем своим видом Дарья показывала, что не просто шутит, но и понимает, что шутка вышла «сильно ниже пояса». Я вспомнил Ивины самомучения на этот счет и решил шутку не поддерживать.
— Есть экспириенс за порогами всех возможных норм, — отрезал я. — Так эпатировать мать недостойно.
Дарья нахмурилась, но кивнула.
— Согласна. Не в себе была. Извините.
Я не испытывал от вынужденного морализаторства никакого удовольствия, но все же не смог удержаться:
— У матери прощенья надо просить, не у меня.
— Да я, в общем, извинилась, — пожала плечами Дарья. — Вечером следующего дня, ты только уехал. Если без деталей, то она так мне по фейсу приложила, что я с пуант слетела. И никакой трагедии, через два часа снова подружки были. Если бы не чувство вины, я не представляю, что могла бы учинить в ответ на такой не сильно педагогический мамашин порыв. Впрочем, если бы не мое ночное выступление, и она не стала бы меня лупить. Так что, в этом вопросе мы с ней квиты.
"В этом? А в каких-то других — нет?» — мелькнуло у меня в голове, но я не стал еще больше накалять обстановку.
— Вы чего хоть тогда накурились-то? — разряжая атмосферу, спросил я.
— Да это Володя-придурок намешал какую-то дрянь, Лавуазье хренов! — с энтузиазмом подхватила Дарья. — Он на третьем курсе химфака и в свободное время изобретает всякие смеси с интересными эффектами. В Турции, оказывается, эфедрин не запрещен, мы заказали по интернету, привезли без проблем. Ну, Володя «винт» и забабахал. Накрыло-то хорошо, а что потом обоих колошматило, он уверял, что у турок в аптеках химикаты паленые. Но я думаю, сам чего-то накосячил, троечник! Я-то до этого ничего кроме чистого снега не пробовала, от него воздушно так, только утро потом хмурое. А он говорит, что придумал микс такой, вообще без побочек, он его «горячий снег» называет, фильм еще такой был, помните?..
