Дотянуться до моря - страница 166
— Похлебай.
Тарелка фантастически вкусного красно-фиолетового борща со сметаной улетела в один миг, Колька сразу налил добавки, под третью и четвертую опустела и она. В теле была сытость, на душе — блаженная истома, и только червячок предстоящего разговора неприятненько свербил, пробиваясь сквозь искреннюю радость встречи.
— Ну, рассказывай, — начал, наконец, Леха. — Что за проблемы привели знатного москальского гостя до нашей скромной хаты?
Червячок высунул голову и, гаденько осклабившись, тяпнул, — где-то под сердцем захолодело. Задело и «москальского», но так, больше из нелюбви к подобного рода штампам: приедь старый кореш ко мне, я никогда, даже в шутку не назвал бы его хохлом. Гораздо больше зацепил «знатный гость», неприкрытый намек на разницу в социальном статусе и на что-то нехорошее касательно этой разницы у хозяина в душе. Я проглотил обиду, но делиться проблемами как-то сразу расхотелось.
— Давай лучше ты сперва, — ответил я, наливая по полрюмки. — Как это тебя угораздило? Когда?
И я осторожно кивнул подбородком на Лехины колеса.
— А, это-то? — усмехнулся он, стукнув кулаком по черному подлокотнику. — Да это так, невезуха. Как говорится, бывают в жизни огорчения.
— Пап, я, может, пойду, — тихонько встрял в разговор Колька. — У вас с дядей Арсением все есть, борщ я подогрел.
— Водка есть? — хмуро вскинул на сына глаза Леха. — Водки сколько?
— Две бутылки еще в холодильнике, — ответил Колька, вставая из-за стола. — Вам хватит на сегодня.
— Хватит, хватит, — ворчливо передразнил сына Чебан. — Почем тебе знать, пацан, чего взрослым хватит, а чего нет? Ладно, давай, топай, не пропадай только.
— Ага, я на связи! — радостно закивал головой Колька. — Дядь Арсений, пока! Вы же не уедете? Ну, так завтра увидимся!
И он с улыбкой протянул мне руку. Только улыбка эта и отличала сына от отца тридцатилетней давности, — Леха, выросший в пропитанной принципом «homo homini lupus est» атмосфере подворотен никогда так открыто и жизнерадостно не улыбался.
— Хороший парень, — обернулся вслед хлопнувшей входной двери Леха. — Весь в меня, только характером в мать. Мать его, покойница, доброй женщиной была.
И в седых Лехиных глазах засверкали слезы. Я молча поднял рюмку, он — свою. Выпили, и Чебан словно замер, замолчал, опершись локтями о стол и невидящим взглядом глядя в окно, где густели сумерки.
— А чего парень ушел-то? — спросил я через минуту — так, ни о чем, чтобы оживить внезапно умерший разговор. — Сидел бы с нами, куда он на ночь глядя?
— Пусть идет, — ворчливо отозвался, оживая, Леха. — Деваха у него тут завелась, шишка в лес тянет. Да и шконок только две, а на полу не лечь — ежели мне ночью приспичит, я спящего на своей тачанке никак не объеду.
— Да я в гостиницу в любую! — всполошился я. — Пусть парень дома ночует!
— Сеня, сиди на жопе ровно! — окрысился Леха. — Для Кольки твой приезд — повод из дома усвистать, говорю ж, есть ему с кем ночевать! Так что ни в какую гостиницу ты не поедешь, чего попусту деньги тратить? Или брезгуешь нашей тесноты?
И Леха очень зло уперся взглядом мне в глаза.
— Нет, не брезгую, — ответил я, с трудом выдержав взгляд. — А ты-то как без него?
— Я-то? — усмехнулся Леха, разливая водку по рюмкам. — А ты-то мне что, кореш старый, не поможешь, коли нужда будет?
— Конечно, помогу! — снова всплеснулся я, но Леха, перебивая меня, махнул рукой.
— Да шучу я, не дрыгайся! Я сам себя обслуживаю, мне помощь не нужна. Ручку в сортире видел? Без нее не на что было опереться, а сейчас я там лётаю, как орангутанг по веткам! Я и на улицу один спускаюсь, а вот назад — это нет, тут я без Кольки никак. Лифта у нас, видишь, нету. Я как инвалид в очереди на улучшение стою уже больше десяти лет, и еще два раза по столько могу стоять, да что толку? Давай лучше выпьем.
— Так как это случилось-то? — снова осторожно спросил я. — Когда?
— Да как, как? — пожал плечами Леха. — Обыкновенно — по глупости, по пьянке. Да по злости.
— По злости? — не понял я. — Как это?
— Да вот так. Ты наш последний телефонный разговор помнишь?
— Помню, — кивнул я, холодея внутри. — Я тебя с днем рождения поздравлял, ты пьяный был, понес что-то, я трубку бросил. Лет двенадцать назад это было.
— Пятнадцать, — поправил Леха. — Это было пятнадцать лет назад. Да, пьяный я был, это верно. Я тогда вообще круто бухал, а тут день рождения, такое дело. Я с утра начал, а Вите, жене моей, это, ясно, не понравилось. Ну, слово за слово, разругались мы, забрала Виктория Ивановна Кольку — ему два года тогда было — и уехала к матери в Чугуев. Ну, дома чего сидеть, да и не привык я в одиночку. Вышел на улицу, думаю, щас кого первого знакомого встречу, с тем и буду отмечать. И встречаю я, Сеня… Ты не поверишь!
— Кого? — заинтригованный, спросил я загадочно улыбающегося Чебана. — Ну, не тяни!
— Да я и не тяну! — вспылил Леха. — Алку встретил я, Алку Сороку, помнишь такую?
Сердце замерло. Помнил ли я девушку по имени Алла, Лехину одноклассницу, которую тот, видимо, по школьной еще привычке, по ее очаровательному имени не звал, а кликал по фамилии, Сорокой? Очаровательную девушку, с которой Чебан познакомил меня в последнюю нашу с ним перед дембелем увольнительную? С которой мы почти сутки не вылезали из постели? Которая при расставании, очень серьезно глядя мне в глаза, говорила: «Я люблю тебя, московский парень Арсений. Не забывай меня, возвращайся!» И которую я, конечно же, в точности как герой Хеллера из «Уловки-22», забыл сразу же по расставании? Да, сейчас я сразу же вспомнил ее.
