Дотянуться до моря - страница 43
Она убрала мой паспорт куда-то под стол и показала рукой с пальцами, сложенными в аккуратную лодочку, куда-то вглубь таможенной зоны, откуда — ясно, что за мной — уже спешили два молодых крепких пограничника. Я укоризненно посмотрел пограничнице в глаза, но она резко вздернула голову и отгородилась от моего взгляда линзами очков, для верности еще и захлопнув перед моим носом плексигласовую створку окошечка. Погранцы обступили меня с двух сторон, вежливо, но прочно взяли под локти, повели. «Сари, приняли!» — воодушевился кто-то в поредевшей очереди. Я обернулся на возглас. Большинство убирают глаза, отворачиваются, как будто очередь пересекать границу подошла сразу и всем. Сочувствующий взгляд — один. И несколько пар глаз над нескрываемыми улыбками. На мгновение мне показалось, что в этих глазах я вижу отражение чьего-то профиля с козлиной бородкой, — далеко, не разглядеть: то ли Алексей Рыков, то ли Николай Бухарин… Очередь у границы, как смонтированная кинохроникой толпа у входа в Колонный зал. Крики: «Смерть предателям и шпионам!» Москва, 75 лет тому назад. Я затряс головой, отгоняя наваждение, — все, надо завязывать с такими перегрузками, не тридцать лет и даже не сорок, здоровье дороже.
Еще час я просидел в душной комнатке, которую про себя сразу же окрестил «погранзаставой», пока трижды за это время сменившиеся службисты в более высоких, чем будочница, чинах (двое мужчин и одна женщина) разбирались в сути моего вопроса, внимательно листали мой паспорт, особенно дотошно вглядываясь, судя по всему, в тот злополучный турецкий штамп. «Почему вы сказали, что прибыли из Тайланда?» — спросил меня один из пограничных чинов-мужчин. «Я плохо знаю географию, — ответил я. — И мало спал, устал. Акклиматизация. Перепутал». «Понятно», — ответил чин. «Как вы можете объяснить, что у вас в паспорте ваша фамилия написана в транскрипции, не совпадающей с тем, как она произносится по-русски? — спросила меня женщина. Я посмотрел на нее, вспоминая. Загранпаспорт понадобился мне году в 96-м, когда я первый раз как-то спонтанно засобирался в Англию. Очереди в ОВиР, как в войну за хлебом, тогда были обычным делом, и после нужно было еще ждать какое-то безумно-долгое время. Я нашел в главном тогдашнем биллборде — «Комсомолке» объявление типа «МИДовские паспорта дешево», и через две недели, обеднев на 500 долларов, смачно хрустел ярко-бордовой книжицей. Никаких бумаг, тем более на латинице, я при этом не заполнял, все сделали предоставители услуги, я только передал при встрече их «жучку» ксерокопии своего гражданского паспорта, диплома, трудовой книжки, да написанные от руки сведения о ближайших родственниках. Заявления на все последующие паспорта я заполнял уже сам, при этом следуя непонятно от кого исходившему, но четкому указанию ничего по сравнению с предыдущим паспортом в новом не менять, да и в голову не приходило. «Я не знаю, как это объяснить», — ответил я женщине. «Понятно», — ответила она. Скоро меня отпустили, сказав, что у пограничной службы нет ко мне претензий. Решив напоследок еще немного повалять дурака, я спросил, нет ли ко мне, часом, претензий у каких-нибудь других служб, представленных в аэропорте? Мне ответили, что пограничная служба этого не знает. Я спросил, не должно ли у меня быть претензий к пограничной службе? Посовещавшись, мне ответили, что этот вопрос мне лучше задать себе самому, но что у сержанта пограничной службы Тюриной для решения, которое она приняла, были все основания. Я счел дальнейшую игру в «вопросы-ответы» для себя бесперспективной и откланялся. Дома я был около четырех утра, с тоскою посмотрел через темное стекло винного холодильника на бутылку Шамбертена, выпил воды из-под крана и рухнул спать, даже не помывшись с дороги. Всю ночь, принимая позы, по сравнению с которыми Кама-Сутра — пособие по целомудрию, мне снилась сержант Тюрина.
Глава 4. Homo proponit…
Глава 4.
Homo proponit…
— Как это случилось, — стараясь невзирая на странный трепет сердца звучать делово и невозмутимо, спросил я. — Как он погиб? Когда?
— Сегодня ночью, разбился на машине, — еще более глухо прозвучал Ивин ответ. — Улетел в кювет на 107-м километре трассы «Дон», прямо у моста через Оку. Поехал-таки в свой Эльбурган, видно. От удара машина загорелась, выгорела вся, труп опознали по его знаку — звезде и полумесяцу. Говорят, жар был такой, что металл почти расплавился.
— Кто говорит? — зачем-то переспросил я. — Кто опознал?
— Мать опознала, Софа, — пояснила Ива. — Его телефон выбросило из машины, последний набранный номер был ее. Позвонили, к утру она добралась, опознала. Сеня, как же так?
В трубке послышались слезы. Я не представлял, что ей ответить.
— Когда похороны? — попытался отвлечь ее я. — Я имею в виду — вам же нужно успеть на похороны.
— Похороны? — словно удивилась Ива. — Не знаю. А когда должны быть — на третий день? Так это у нас, а у них — я не знаю. Да, надо успеть вернуться до того, как закопают. Софа обещала сегодня телеграмму официальную в отель прислать.
— Если рейсовым, а не чартером лететь, денег хватит у тебя? — хмуро спросил я.
— Да, наверное, — засомневалась Ива. — А сколько это может стоить? Нас же двое.
Я пообещал выяснить, Иве же наказал потребовать у туроператора, чтобы ее отправили в Москву чартером, коих ежедневно летает из Анталиив в Москву множество.
— Дарья знает? — спросил я, когда проблемы отлета были обсуждены.
