Дотянуться до моря - страница 46
«Умный, гад! — подвел я черту под разговором, отключившись. — Будешь порог перешагивать, выше ногу задирай, штаниной не зацепись!» И позвонил Бранку.
— В общем, я ему нахамил, — констатировал я, вкратце рассказав, откуда были «маски-шоу» и сообщив данные на их худрука. — Зря?
Витя от души расхохотался.
— Да разве ж это хамство? Вот если бы ты ему сказал, что не приедешь на разговор потому, что у тебя с его женой условлено, и она просит ему передать, чтобы сегодня домой не торопился, то это было бы «нахамил». А так — нормально все, молодец, пять. Начинаем работать. Скажи своим, чтобы скинули мне все данные по ордеру, окей?
— Да, конечно, — ответил я. — Слушай, Вить, я не спросил его про Самойлыча.
— Не они это, — категорически отрезал Бранк. — Он бы обязательно этого леща тебе кинул, чтобы на разговор заманить. Раз не стал, значит, этого леща у него в садке нет. Другие деда твоего взяли. Похоже, совпадение.
И отключился. Я посмотрел на часы, прибавил газу, и в ароматный вестибюль кафе «Онегинъ» я вошел за одну минуту до назначенного срока.
Лидия Терентьевна Нарцыняк уже сидела за одним из столиков некурящей половины зала, нервно посматривая на часы. Одета она была по последней парижской моде для немолодых и полных и выглядела, надо отдать ей должное, великолепно. Заметив меня, она призывно подняла вверх руку, и я поспешил к ее столику.
— А-арсений Андреевич, — как обычно, на свой несколько странный манер, без собственно приветственного слова поздоровалась она со мной.
В дополнение мне была протянута рука, повернутая в вертикальной плоскости примерно на 45 градусов, так, что поймешь, то ли для рукопожатия она протянута, то ли для поцелуя, то ли чтобы лучше был виден на среднем пальце бриллиант размером никак не меньше трех каратов, — раньше у нее я такого не замечал.
— Здравствуйте, Лидия Терентьевна, — сухо поздоровался я, проигнорировав ладошку с бриллиантом. — Рад видеть вас в добром здравии и еще на свободе.
Три года назад, когда мня знакомили с Лидией Терентьевной, это была во всех отношениях серая мышь- серая кофточка, чуть другого тона серого юбка, серый плащик, сероватая нездоровость на лице. Недавно похоронив мужа, она с помощью Князина только что перебралась с Дальнего Востока в Москву и заступила на ту самую должность в Министерстве. Надо отдать ей должное, всю жизнь работая вольнонаемным специалистом в армейских структурах, процесс она организовала быстро и грамотно. Ее непосредственный шеф в ранге начальника одного из департаментов Министерства поручал ей провести какой-нибудь ремонт в огромном министерском здании, мы выигрывали конкурс и делали работу, как положено, «откатывая» заказчику заранее оговоренный процент за то, что выбрал нас, а не любого из наших многочисленных конкурентов. Заказчиком этим был ее шеф (в юности он неплохо играл на баяне, да и сейчас, говорят, на пьянках иногда, развлекая сослуживцев, растягивал меха, отчего получил у нас за это конспиративную кличку «Гармонист»), подписывающий контракты и «процентовки» — акты выполненных работ, по которым нам перечислялись деньги. Он же назначал «откатный» процент, но озвучивала этот процент мне и принимала «откаченную» наличку госпожа Нарцыняк. Безусловно, по законам жанра начальник должен был с главной своей подельницей делиться, и очень скоро в Лидии Терентьевне начали быть заметными перемены к лучшем. Сначала взамен старому серенькому она сменила гардероб, отдавая предпочтение вещам от Fendi и Dior, а кожгалантереи — от Lоuis Vuitton и Bottega Veneta. Потом появились новая голливудская улыбка (похвалилась, что делала зубы в Вене, потратила «кучу денег») и, наконец, часы Rolex Oyster Lady из белого золота, каталожная цена 27 тысяч евро. Все это, конечно, появлялось постепенно, и мне было крайне интересно наблюдать за тем, как вслед за улучшениями во внешнем виде госпожи Нарцыняк происходили изменения в ее манере поведения. Все чаще в ее лексиконе начали появляться выражения типа «вы должны» и «это не обсуждается» применительно к все возрастающему проценту «отката», а в ответ на мои сетования по поводу растущих аппетитов она только пожимала плечами, показывала взглядом куда-то наверх и рассуждала о том, что последний контракт был выполнен нами далеко не точно в срок, в то время как наши коллеги (на огромном здании Министерства были далеко не единственными подрядчиками), работают, как швейцарские часы. Потом она устроила мне первый скандал, заставив сменить руководителя работ на объекте (прежний не выдержал ее визгливых придирок и разносов, которые она показательно устраивала при еженедельных обходах Гармонистом здания, и высказал ей что-то столь же справедливое, сколь и нелицеприятное). Потом, когда выигрыш нами одного из конкурсов повис на волоске из-за вмешательства конкурентов, которых Лидия Терентьевна не смогла «отсеять», и которые явно собирались торговаться «вниз» до упора, она совершенно в приказном тоне посоветовала мне «договориться» с ними. В ответ на мои слова, что это называется «коммерческий подкуп», статья 204 УК РФ, она ледяным тоном заявила, что в Москве в предложениях строительных компаний наблюдается избыток, и что ей в принципе неважно, с кем работать. Она совершенно забыла, что ее реноме в Министерстве создали именно мы, когда в самом начале пути очень недорого, быстро и качественно выполнили «затравочный» контракт, очень важный для заказчика, за что Гармонист получил личную благодарность Министра, а мы — ощутимый убыток. После этого репутация Л.Т.Нарцыняк и «ее» строителей больше не обсуждалась, и на нее (ну, и на нас) заказы посыпались. Но в деньгах мы отнюдь не купались, «откатывая» львиную долю прибыли и балансируя на грани рентабельности. Покупка, напрмер, часов за без малого тридцать тонн евро была для меня вещью немыслимой (и, слава Богу, ненужной), а вот благосостояние наших заказчиков (и г-жи Нарцыняк в том числе) росло прямо пропорционально нашим усилиям. И если с самого начала я относился к Лидии Терентьевне в высшей степени доброжелательно и даже тепло (ведь некоторым образом делали общее дело), то теперь я ее тихо ненавидел. А когда она без объяснения причин «слила» в высшей степени нужный нам контракт нашим конкурентам (позже выяснилось, что в этой компании работала ее сноха), больше про себя ее иначе, как «эта сука» я ее не называл. И рад бы был я послать их всех, кровососущих и бриллиантоносных, но на дворе был кризис, другой работы просто не было. Приходилось терпеть. Но потом работа на Министерстве закончилась, мы перестали контактировать, и в плане, как говаривал Великий комбинатор, «веры в человечество» я стал чувствовать себя гораздо лучше. И тут вдруг ее звонок, что есть заказ (около ста миллионов, поди плохо!), и нет надежной организации, которая все сделает и условия выполнит (то есть, не «накосячит» и «откатит»). Условия она со своим шефом оговорила «для наших партнеров» (вот сволочь!) необидные (двадцать процентов — это у них называется «необидные»), и что «по старой доброй памяти» (да задолбись она на конус такая «добрая память»!) она просит помочь. Подмывало «по старой памяти» послать, но рациональность требовала соглашаться. И вот — на тебе! Черт, надо было посылать.
