Хроника смертельной осени - страница 120
– Я не боюсь, – чуть шевельнула она губами, но наконец сделала шаг вперед. Первое, что она увидела – зонт Антона на крючке вешалки, забытый им, когда они вновь переезжали на Олимпийский проспект. В Москве стояла жестокая жара, и более жить в ее скромной квартирке на Чистых прудах они не могли – здесь не было кондиционера, и она сходила с ума по ночам, не в силах сомкнуть глаз, изнывая от духоты. И Анна отправилась обратно в ту страшную квартиру, где позднее чуть не нашла свою смерть. Не стоило возвращаться…
Анна дотронулась пальцами до деревянной ручки зонта и погладила его – словно руку Антона…
– Перестань, – Мигель слегка прижал Анну к себе, а потом повел в комнату, на ходу снимая с нее шубку. Они только что отвезли гроб с телом Антона в морг сеченовской академии на улице Россолимо – прямо из аэропорта, где их ждала заказанная машина. На следующий день ожидали приезда Жики, задержавшейся в Париже. А на послезавтра уже назначили похороны.
Анна застыла посреди комнаты в растерянности, не зная, что ей делать дальше. Взгляд ее обратился к фотографии на комоде – она и Антон на фоне венецианского Ponte dei Sospiri. Недаром говорят, что фотографироваться на его фоне – дурная примета…
…Мигель наблюдал за ней, печальной и потерянной, и ему чрезвычайно не нравилось, что она совершенно очевидно забыла о нем, полностью поглощенная воспоминаниями об Антоне Пора ему приступать к делу, более тянуть нельзя. Он решил напомнить о себе и заговорил:
– Его больше нет. Анна, надо жить дальше…
– Как, – прошептала она еле слышно. – Как мне жить дальше… без него.
– У тебя есть я, – отчеканил он. – И мы должны быть вместе.
Мигель обхватил ее за тоненькую талию, приготовившись к сопротивлению, которое ему надлежало сломить. Только так он сможет обрести контроль и над ее волей, и над ее телом – именно сейчас, когда она вымотана долгим путешествием, бюрократическими хлопотами и собственными переживаниями. Она чуть повела плечами, желая освободиться от его рук, но он лишь сильнее сжал их. Сейчас или никогда, сказал он себе. Завтра приедет Жики, и он уже не будет полностью властвовать над волей Анны, а старая тангера не потерпит никакого, даже малейшего насилия над своей любимицей. Да вдобавок, как выяснилось, старуха обладает влиянием, о котором мало кто подозревает…
– Умоляю, Мигель, – еле слышно прошелестела она, уже не делая попыток освободиться. – Ты мне обещал.
– Обещал, – он развернул ее к себе лицом. – Но ты больше не можешь оставаться одна. Теперь я принимаю решения. И я не буду смотреть, как ты изводишься. И я не собираюсь ждать.
То, что она не ответила, Кортес счел за готовность подчиниться. Но когда он потянул вниз молнию на ее траурном платье, Анна снова попробовала отстраниться. Но Мигель держал ее крепко, а она была слишком слаба, чтобы протестовать. Он уложил Анну на диван, стягивая с нее остатки одежды. Она обмякла в его руках, полностью лишенная воли. И даже осознав, что Анна плачет – беззвучно, только слезы текли из уголков глаз – остановиться уже не мог. Как он тосковал все это время по ее изящной спине, бессильно склоненной тонкой нежной шее, льющемуся водопаду длинных светлых волос, прозрачным русалочьим очам, наполненным озерной грустью, а главное – по медовому аромату цветов…
– Анна, – рычал он, затопленный страстью. – Я люблю тебя, Анна… Yo te quiero… No puedo mas… Te amo…
Она не произнесла ни слова за все то время, что он обладал ею – слезы ее высохли, но она продолжала молчать, смежив веки. Но ему было все равно – главное, она покорилась, он настоял на своем, преодолев ее дурацкое условие – держаться на расстоянии друг от друга, пока тело Антона не предано земле, а кровавый маньяк Рыков жив. Что за чушь она придумала, в самом деле – Антону уже точно все равно, а он, Мигель, изнывает от желания и любви. А кроме того, он кожей чувствовал, как она отдаляется от него с каждым днем, с каждым часом – и не мог с этим смириться. Надо что-то делать и делать немедленно – пронзительная мысль настигла его в самолете, когда они возвращались в Москву.
…Анна задремала сразу, как только самолет оторвался от взлетной полосы. Она откинула голову и отвернулась от своего спутника – быть может, неосознанно, инстинктивно, но тем хуже: все время, что Анна спала, Кортес ждал – она повернется к нему и уютно устроится на его плече, но так и не дождался. Весь полет он глушил коньяк – благо, стюардесса сразу принесла ему целую бутылку – но не пьянел, а только зверел от злости – на себя, на Анну, на Антона.
Но самое неприятное было впереди. Перед тем, как проснуться, она все же повернулась к нему, и он увидел счастливую улыбку на ее губах. Ее ресницы дрогнули, она глубоко вздохнула, и эту нежную улыбку словно стерли с ее лица, когда Анна увидела его, сидящего подле нее с бокалом коньяка в руке. Ее светлые глаза мгновенно потухли, словно задутая сквозняком свеча, и он успел это заметить, хотя она быстро опустила ресницы. Кто же ей снился?.. Антон?.. Крестовский?.. А может, тот самоуверенный американец, как там его?.. Он не мог ее потерять…
…– Прости меня, – переводя дыхание, прошептал он и поцеловал ее в губы. – Я не смог справиться с собой. Мне не следовало принуждать тебя. Ты ведь не хотела…
– Ты не виноват, – чуть слышно отозвалась Анна. – Это я виновата.
Мигель обрадовался: чувство вины – не перед Антоном, а перед ним – вероятно, не так уж это и плохо. Он был уверен совершенно, что Анна любит его – ведь собиралась же она бросить Антона и уйти к нему в тот роковой день. Анна любит его, Мигеля, и лишь угрызения совести не дают ей самой себе признаться в этом.
