Последняя Золушка - страница 36
— Так ты что… ты сама ничего, что ли, не можешь? — осторожно спросила Шапка. — Только что просят?
— Отсебятины пороть не имею права! — строго сказала Рыбка. — Ты что, не знаешь, что слово — оно очень даже материально?
— Ну… — неопределенно протянула Красная, — я того… догадывалась!
— Вот потому мне и подумать даже нельзя «чтоб вы все сдохли!», например!
— И что, все сразу и помрут?! — в ужасе спросила Красная Шапочка. Глаза у нее стали совсем круглые.
— А ты думала, отчего динозавры вымерли?
— А потоп тоже вы?!..
— Нет, — отрезала Рыбка. — Вот потоп на меня, пожалуйста, не вешайте! Тогда я уже умная была, старая… понимала — одно лихо утопишь, так за ним еще хуже объявится! Все должно уравновешиваться, понимаешь, нет?
— Кажется, понимаю… — медленно проговорила Шапка, которую друзья-приятели под настроение звали Бейсболка. Потому что девушка действительно предпочитала именно этот головной убор.
— Если где-то убавить, то где-то ж и прибавится!
— Ну, это просто: тут полцарства отрезали, в приданое дали, а земля-то как была целой, так и осталась!
— Я не про то! — поморщилась Рыбка. — Я говорю, что нельзя такие штуки делать: горшочки там, которые сами варят, скатерти-самобранки… куда потом такую прорву отбросов девать? Помню, каша эта весь город засра… испачкала, короче! Все в каше, сам король в каше, все сидят на крышах, хуже потопа! Потому что в потоп хоть водоплавающим ничего не делалось, а тут чем хочешь греби — каша она и есть каша, горячая к тому же! Стихийное бедствие, а кто придумал? То ли свинопас, то ли еще какой малограмотный! Ты выучись сначала, закон сохранения вещества постигни и что энтропия замкнутой системы есть константа, а потом и в кашу лезь! Халявщики, каши им бесплатной подавай! Бесплатное сама знаешь что и где! Поэтому я и говорю, — неожиданно вернулась к прежней теме Рыбка, — формулируйте! Формулируйте правильно! Точно! Взвешенно! Каши — килограмм в одни руки! Овсянки — по восемьсот граммов! Гречневой — не более чем полкило! Вот тогда будет порядок! Остального вообще не выдавать! А то у некоторых всего завались, а другие по сусекам скребут! А потом ни то ни се, чучело какое-то получается! Гидроцефал, мутант, говорящая голова! Кому от этого радость? Еще и описывают весь этот кошмар в мировой литературе! Или вот еще: дед бил — не разбил, баба била — не разбила, мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось! Дед плачет, баба плачет… Где логика?! Где логика, объясните мне! Если эти двое, которые мутанта слепили, потом яйцо разбить пытались? А когда оно разбилось, плакать стали? Вы же сами этого и хотели, нет? Они что, все сумасшедшие? Они же это ДЕТЯМ рассказывают! Зачем? Чтобы с младых ногтей мир казался ребенку полным нелепостей, несоответствий и алогизмов? Что мир — жуткое, отвратительное место, в которое лучше было бы и не рождаться?
— Так что ж делать? — растерянно спросила Красная Бейсболка.
— Бороться за свои права! Всем по килограмму в одни руки! Все сказки привести к общему знаменателю! Всем бесприданницам — по Принцу! Всем принцам — по полкоролевства! Не больше и не меньше! А то одни нахапали, а другие сиди себе на горошине!
— О господи! — поняла наконец Шапочка. — Я ж ей вместо кислорода закись азота врубила! Который мать принесла, чтобы для пирожных взбитые сливки производить! А то, говорит, что это мы постоянно пироги да пироги! Пора уровень повышать, не булочная у нас теперь будет, а кондитерская! А он во как повысился, уровень! Кило гречки, говорит, и чтоб в одни руки! И глаза во как выпучила!
— Все! — сказала Красная Шапка суровым голосом и выключила аквариумный компрессор. — Шабаш! Митинг окончен! Мир — народам, гречка — горшкам, земля — обратно по королевствам! И призракам бродить строго воспрещается!
— Так точно! — сурово подтвердила Рыбка и взяла под козырек, хотя никакого головного убора у нее не было.
Мир номер один. Реальность. Цветы и листья
— Вы не знаете, где они берут цветы? Ну, все это, что здесь расставлено, оно откуда берется?… Мне кажется, что ближайший цветочный магазин весьма неблизко…
— Должно быть, заказывают. — Кира пожимает плечами. — Машины доставки каждый день подъезжают. А вам что, необходим букет? — Она вдруг взглядывает на меня лукаво, словно говоря: «Ну ты и влип, бродяга, с этой Светой-Лючией!»
Да уж… моя прекрасная леди таки заманила меня в ловушку: уже пятый раз кряду я ужинаю не в столовке с вечно зудящей лампой, а за парадно накрытым столом, и это уже воспринимается и ею, и персоналом клуба как нечто само собой разумеющееся… да и мной тоже, чего греха таить! Серый Волк ловко щекочет мое самолюбие перышком тщеславия и лести, и с каждым вечером я словно на шаг приближаюсь… к какому-то краю… и еще отчего-то чувствую себя виноватым перед доктором Кирой… Почему? Ей я авансов точно не раздавал… да и что у нас было, кроме моих дурацких рассуждений и того самого вечера, вернее, утра, которое мы встретили бок о бок на скамейке в парке с двумя стаканчиками казенного кофе в руках?
Однако потом не последовало никакого продолжения… И опять — почему? Я заходил перед ужином, садился на самый край стула, словно очень торопился, вот-вот вскочу и убегу к мадам Серый Волк, словно мне до лампочки ее врачебные наставления — у меня есть занятия поинтереснее! Она же сухо и по-деловому, не отрывая взгляда от врачебной карточки — а тут на всех, хотя бы раз прихворнувших и воспользовавшихся услугами медчасти, заводят так называемые карточки, — проделывала все необходимое и так же сухо прощалась. И это меня даже устраивало. Устраивало до сегодняшнего утра, когда я встретил ее на дорожке в парке. И почувствовал, что должен… должен подарить ей цветы!
