Мадам будет в красном - страница 39
– Выбрал? – Анна решительно захлопнула шкатулку и повернулась к Зубову. – Давай быстрее, мы же фильм хотели смотреть.
– Аня, ты знаешь, кто это сделал? – Зубов протянул ей одну из фотографий. – Почему во всем альбоме у Евы выколоты глаза?
– Я не знаю, – в голосе Анны сквозило недоумение.
Она взяла фотографию, и Зубов заметил, что руки у нее дрожат.
– Черт, действительно, выколоты. Но, Алеша, я не знаю, зачем Ева это сделала.
– Ева? Ты уверена?
– Ну, – Анна помолчала и нервно потерла виски длинными тонкими пальцами, – я фотографии не портила, а больше у меня никто не бывает. Только Ева.
– Она приходит к тебе? В твое отсутствие? У нее есть ключи от твоей квартиры?
Теперь Анна выглядела еще более удивленной.
– Ключи? Я никогда про это не думала. Я не давала ей ключи, если ты об этом. Но сейчас, когда ты спросил… пожалуй, я действительно замечала, что Ева побывала в квартире в мое отсутствие. Например, оставляла в мастерской новые картины. Ее картины.
– Но ты же сказала, она уехала год назад. За это время какие-то картины появлялись? И глаза… Когда она могла испортить фотографии?
– Я не знаю. – Анна чуть не плакала. Она вцепилась в руку Зубова, и ее пальцы были холодны как лед. – Ты же видел, ее картины составлены в углу. Я никогда их не рассматриваю, они такие жуткие. И альбом… Я никогда его не трогаю. В последний раз я открывала его, наверное, года два назад, когда убрала вот эти последние фотографии. Она могла испортить их еще тогда.
– А могла недавно, – мрачно сказал Зубов, – если на самом деле никуда не уехала. По крайней мере, далеко. И наведывается в город и в твою квартиру, в частности, когда ей заблагорассудится.
– Ну и что? Она же моя сестра. Между нами с детства нет особой близости, но от этого она не перестает ею быть.
Зубов немного подумал. Был еще один вопрос, от ответа на который зависело очень многое. Вот только знает ли этот ответ Анна.
– Скажи, а Ева могла иметь доступ к каким-нибудь сильнодействующим лекарствам?
– Ты думаешь, она употребляет наркотики? – Глаза Анны расширились, и она стала очень сильно похожа на женщину-олененка с черно-белых фото.
– Нет, я имею в виду медицинские препараты, которые отключают сознание, вводят в состояние наркоза.
– Ну откуда? – Анна даже рассмеялась от нелепости подобного предположения. – Ева у нас простая совсем, без образования. Для заработка могла и подъезды мыть, и улицы подметать. Откуда у нее доступ к лекарствам? За медикаменты у нас отвечает Липа, это она в больнице работает. Ну, или у Марии Ивановны что-то осталось. С тех пор, как она еще работала.
В психиатрической больнице не могло быть лекарств, используемых в анестезиологии. Там не делали операций, это капитану Зубову было понятно со всей очевидностью. А в крови у Бабурского и Зябликова были найдены следы именно такого препарата. Да и Мария Ивановна Бердникова всю жизнь проработала простым участковым педиатром. Но связи в медицинском мире у них обеих были, это точно, а потому совсем списывать их со счетов было неправильно.
Анна снова вцепилась в его руку, оставляя на коже следы ногтей.
– Алеша, – еле слышно сказала она, – ты знаешь, мне отчего-то так страшно. Мне кажется, произойдет что-то плохое. Очень плохое. Пожалуйста, люби меня. Люби меня так сильно, как только сможешь.
Зубов притянул ее к себе, запрокинул голову, нежно прикоснулся губами к наполненным слезами оленьим глазам, одному, второму.
– Ничего не бойся, – хрипло сказал он и начал расстегивать пуговки на ее шелковой, совсем не домашней блузке. – Я смогу тебя защитить. Я обещаю.
* * *
Липа закончила заполнять последнюю историю болезни, отложила ручку и потерла уставшие глаза. Сегодня она была с ночного дежурства, и дежурство выдалось, прямо скажем, неспокойным. Новая пациентка, поступившая всего несколько дней назад, доставила немало хлопот всему персоналу: и Липе, и медсестрам, и санитару.
На этом месте мысль сделала прыжок в сторону, сместившись с трудной пациентки на Егора Ермолаева, тоже санитара, ныне находившегося в отделении нейрохирургии областной больницы. Слава богу, парень вышел из комы, и его жизни ничего не угрожает. Пока неясно, сможет ли он восстановиться полностью после автоаварии, но хочется верить в лучшее. Егор был парнем простым, добрым и ответственным. Липе он нравился.
Ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но Ермолаев чем-то напоминал ей Бориса. Ее Бориса, то есть того самого Бориса, которого много лет назад она по ошибке считала своим, а к тому моменту, как поняла, что это не так, было уже поздно, а от этого очень больно. Так больно, что Липа до сих пор так и не вышла замуж, хотя прошло уже… Боже мой, прошло уже почти пятнадцать лет, не верится даже.
Она снова потерла указательными пальцами глаза, потому что они кололись и чесались, будто песку насыпали. Хотя нет, не песок это был, а пепел. Пепел воспоминаний. С Борисом они встречались три года. Учились вместе с первого курса, но только к пятому вдруг внезапно разглядели друг друга. На шестом началась специализация, и они попали в разные группы, потому что Липа была тверда в своем стремлении заниматься психиатрией, а Борис хотел стать анестезиологом. Занятия у них теперь проходили порознь, но все свободное время они все равно проводили вместе.
По вполне понятным причинам Липа не торопилась приводить своего избранника домой. Там жили сестры-двойняшки, а вместе с ними нервная и тревожная обстановка. Точнее, Анна тут была ни при чем, невыносимой жизнь делала Ева, но какая разница. И Липа просто старалась поменьше бывать дома.
