Мадам будет в красном - страница 47

– Почему? Из-за хозяйки расстраивались? Или какие-то думы вас одолевали?

На этих словах Светлана ощутимо вздрогнула.

– Думы, – горько призналась она. – Я ведь уйти от Ольги Аполлинарьевны хотела. Нет, вы не подумайте дурного, мне в этом доме всегда было хорошо. Но после смерти Михаила Валентиновича я понимала, что скоро стану хозяйке не нужна. Это она поначалу как сомнамбула по дому бродила, ни на что внимания не обращая. Но рано или поздно пришла бы в себя. Разве это дело, одинокой женщине в деревне жить? У нее же все интересы в городе. И галерея, и театры, и модистка, и косметолог с парикмахером. Того и гляди, она бы дом надумала продавать, а я бы тогда без работы осталась. Вот я и раздумывала, согласиться мне на предложение, которое я от соседей получила, или пока погодить.

– И что решили?

– Ночью ничего, а сейчас и само все решилось. – Женщина снова горько заплакала.

– Чай заварился уже. Налейте чашку, он у вас, похоже, очень вкусный, – мягко сказал Лавров.

На пороге кухни появился Зубов и начал делать какие-то странные знаки. Сергей встал из-за стола, подошел к двери и спросил, перейдя на шепот:

– Чего там?

– След от укола на локтевом сгибе левой руки, – так же шепотом ответил Зубов. – Все, как мы и предполагали.

– Интересно, как она это делает? – задумчиво спросил Лавров. – Почему три взрослых человека не сопротивлялись, когда им делали инъекцию?

– А с чего ты взял, что они не сопротивлялись?

– Так следов-то борьбы нет. Ладно, Леха. Иди, я тут продолжу.

Он снова вернулся за кухонный стол, на котором уже дымилась чашка с ароматным чаем. Сделал глоток, улыбнулся Калининой.

– Итак, Светлана Евгеньевна, продолжим. Вам не спалось. Вы думали о своем будущем. Что вы делали?

– Сначала вымыла пол на кухне, потом поднялась к себе, немного повышивала. Хотела лечь в постель, но поняла, что не усну, поэтому спустилась вниз и вышла на улицу. Мне захотелось подышать. Затем я снова начала подниматься в свою комнату и по дороге прислушалась, все ли в порядке у Ольги Аполлинарьевны.

– Зачем?

– Не знаю. Машинально. У нее свет не горел, было тихо. Я решила, она действительно спит. Потом захотелось выпить на ночь молока с медом. Я спустилась на кухню, приготовила свое «снотворное» – молоко с нашим местным медом и поднялась к себе. На этот раз до утра.

– Вы что-нибудь слышали?

– Когда была на улице, нет. Когда зашла в дом, почудился какой-то шум во дворе. Я посмотрела в окно, ничего не увидела и решила – белки. У нас тут много белок, и они совсем ручные, – пояснила она. – Потом, когда я уже ложилась в постель, мне показалось, будто кто-то ходит по лестнице. У нас есть одна скрипучая ступенька, так вот мне послышалось, что она скрипнула.

– И что вы сделали?

– Ничего. В доме кроме нас двоих никого не было. Поэтому даже если Ольга Аполлинарьевна проснулась и спустилась вниз, к примеру, за водой, в этом не было ничего особенного.

– И больше вы ничего не слышали? За всю ночь?

– Вы знаете, я очень крепко спала. Вот сначала сна не было ни в одном глазу, но когда я все-таки легла, то уснула моментально. И проснулась только в полдевятого утра, хотя обычно встаю в шесть. Я вскочила с кровати, испугавшись, что Ольга Аполлинарьевна уже встала, а завтрак не готов. Быстро оделась, спустилась вниз, но оказалось, она еще не вставала. Я успела приготовить завтрак, выложила размораживаться курицу к обеду, а она все не спускалась. Около десяти утра я заволновалась, пошла в ее спальню и обнаружила… обнаружила… – Светлана шумно задышала носом и, не выдержав, снова расплакалась.

– Так, говорите, у вас мед вкусный? Пожалуй, я попробую, – бодро сказал Лавров, чтобы ее отвлечь.

Он протянул руку и взял симпатичный керамический бочонок с деревянной мутовкой, выглядывающей из дырочки в крышке. Открыл, заглянул внутрь: бочонок был пуст и чисто вымыт.

– А меда-то и нет, – сказал он. – Съел весь ваш мед какой-то Винни-Пух.

Светлана отняла ладони от лица, посмотрела на Лаврова, а потом на бочонок недоверчиво.

– Этого не может быть, – сказала она. – Я только вчера утром наливала сюда мед. И вечером, когда я грела молоко, я положила всего две ложки. Банка оставалась почти полная.

– Так, может, Ольга Аполлинарьевна действительно спускалась вниз? Проснулась и доела мед.

– Вы не понимаете. – Глаза Светланы были распахнуты широко-широко, и в них плескался ужас. – Вы не понимаете, – повторила она, – Ольга Аполлинарьевна никогда не ела мед. Терпеть его не могла. Это так же точно, как и то, что вчера в полночь, когда я уходила к себе, банка была почти полная.

– Ну не преступник же сначала совершил убийство, а потом спустился на кухню и вашим медком полакомился? Как-то это совсем уж глупо, – удивился Лавров.

– Я очень крепко спала, – медленно сказала Светлана. – Очень крепко. Вообще ничего не слышала и проснулась почти на три часа позже, чем обычно. При этом с вечера у меня не было сна ни в одном глазу. Я помню, как стояла на крыльце и думала про свое «снотворное», а потом выпила молока с медом и словно отключилась. Может быть, в банку с медом было что-то подмешано? Снотворное, например. И именно поэтому ее потом вымыли, чтобы замести следы?

– Очень может быть. Очень даже может быть. – Лавров задумчиво потер затылок. – Но если это так, то наш убийца очень предусмотрителен. И хладнокровен. И прекрасно осведомлен о традициях в этом доме. Он пробирается в дом, подсыпает что-то в мед, который едите только вы. Потом он ждет, пока вы уснете. Убивает Ольгу Аполлинарьевну, хотя я и не понимаю, как именно. Почему она позволила ему приблизиться к себе и сделать смертельный укол?