Мадам будет в красном - страница 53
Везя Липу к Лагранжу, Стас весело болтал о каких-то ничего не значащих пустяках, чтобы хоть ненадолго выдернуть любимую женщину из ее привычной погруженности в себя. Она не улыбалась и, казалось, не слушала, хотя в нужных местах реагировала, вставляя свои реплики. Надо признать, всегда к месту.
Но этим ранним субботним утром Липа и Стас оказались не единственными гостями пожилого профессора. Обычно, когда бы они ни заглядывали к своему учителю, тот всегда был дома один и мог уделить им максимум внимания. Сейчас в квартире Лагранжа обнаружилась неожиданная (особенно для Липы) гостья. Впрочем, своим ученикам профессор все равно обрадовался, пожал руку Стасу, расцеловал Липу и велел проходить на кухню, просторную и светлую, с высокими потолками, какие бывают только в старых домах сталинской постройки.
– Вот как! Оказывается, у меня сегодня день визитов, – шутливо хвастался старик. – Впрочем, вы знакомы. Это Лиля, моя давняя прекрасная ученица.
Действительно, Лилю Ветлицкую, работавшую заместителем начальника следственного управления, а сейчас находящуюся в отпуске по уходу за ребенком, Липа и Стас знали хорошо. Стасу приходилось сталкиваться с Ветлицкой по работе, а Липа встречала ее у Лагранжа и раньше. И, помнится, совсем недавно она просила профессора выяснить, что Лиле известно по поводу расследуемых убийств. Лагранж ее просьбу двухмесячной давности не забыл, вот только ничего интересного Лиля ему не рассказала, сославшись на материнские хлопоты. А на нет, как говорится, и суда нет.
Впрочем, Лиле Олимпиада Бердникова все равно обрадовалась. Ко второй любимой ученице Лагранжа (первой Липа считала себя) она относилась с симпатией. Вот только увидеть рядом с ней еще и полицейских, расследующих дело об убийствах, она никак не ожидала. Впрочем, они ее тоже.
– Вы? – Сергей Лавров встал из-за стола, поздоровался со Стасом и опустился на стул, напряженно всматриваясь в лицо Олимпиады.
– Я! Мы со Стасом решили проведать Франца Яковлевича, – сочла нужным пояснить Липа и тут же покраснела от злости на саму себя. Ну отчего она оправдывается?
– Привет, Олимпиада, – поздоровалась Лиля, – здравствуйте, Стас. Позвольте вас познакомить, это мой муж Сергей.
Та-ак. Оказывается, именно этот сыщик и есть Лилин муж. Липа не знала, радоваться ей или огорчаться. А может, вообще никак не относиться к этому факту. В конце концов, какое ей до всех этих людей дело.
– Франц Яковлевич, садитесь, я сама, – твердо сказала она и забрала у старика из рук чайник. – Стас торт купил. Сейчас я его порежу, и будем все чай пить.
– Вы просто так или по делу? – спросил проницательный Лавров у Крушельницкого.
– А вы? – чуть насмешливо переспросил тот. – Мы-то как раз просто так. Давно у Франца Яковлевича не были, вот я и решил сегодня Липу вытащить из дома, раз уж сегодня выходной и мы оба не на дежурствах.
– А мы по делу, – Лавров ничуть не смутился. – Просто так Лиля частенько забегает, а мы с Алексеем посоветоваться захотели.
– По поводу Евы? – спросила Липа. Голос ее дрогнул, и Стас внимательно посмотрел на нее, взял за руку, но она независимо высвободила пальцы, что не укрылось от бдительного ока сыщиков.
– На данный момент мы практически уверены в том, что ваша сводная сестра имеет отношение к совершенным преступлениям, – сказал Зубов. – Весь вопрос только в том, насколько серьезное. И второе, очень хотелось бы понять, где именно ее искать. И да, вы были правы, Олимпиада Сергеевна. Она действительно осталась в городе. Скорее всего. Но в своей квартире появляется нечасто. Видимо, прячется в каком-то другом, пока неустановленном месте.
– Я как раз успел рассказать молодым людям, что не очень понимаю, чем я могу быть им полезен. – Старик принял из рук Липы чашку с чаем, аккуратно ложечкой отщипнул кусочек торта, положил в рот и зажмурился от удовольствия. – К старости я становлюсь сладкоежкой, видимо, процесс впадания в детство неостановим. Но вернемся к делу. Могу только повторить сказанное ранее: я обследовал сестру Липы довольно давно, когда она была еще юной девушкой, но тогда не нашел у нее ни малейших отклонений в психическом здоровье. У нее была очень расшатанная нервная система, и это абсолютно понятно, учитывая условия, в которых она выросла. Присутствовали истерические реакции, признаки затяжного невроза, но не больше.
– Вот вы тут сидите, три психиатра за одним столом, – сказал Лавров, – вот и скажите… А может так быть, чтобы человек был в детстве и юности совершенно здоров, а потом после тридцати лет вдруг сошел с ума и стал серийным убийцей?
– В этой жизни все может быть, – начал было Стас, но осекся под сердитым взглядом Липы. Виновато посмотрел на старого профессора: «Извините, мол, поперек батьки полез», но тот улыбнулся и сделал знак рукой: продолжай. – Но такая глубокая психопатия все равно должна идти из детства. Но лично я не верю в то, что человек, которому пятнадцать лет назад Франц Лагранж вынес вердикт «здоров», сейчас свихнулся настолько, чтобы убить трех человек и покалечить еще одного.
– Франц Яковлевич, – Липа была очень бледна и очень серьезна. Как будто от результатов беседы зависела ее жизнь. – Я заранее прошу у вас прощения за вопрос, но эта мысль не дает мне покоя много лет. Может так случиться, что тогда, давно, вы ошиблись?
– Девочка моя, я же не бог, – мягко сказал Лагранж. – Я в своей жизни ошибался очень много раз, поэтому извиняешься ты понапрасну. Наверное, было бы лучше, если бы после той консультации я мог видеть ее в динамике. Но получилось, как получилось. Вы с Евой перестали общаться на долгие годы. Что произошло с ней за это время? Могла ли она измениться так сильно? Я не знаю, хотя, скорее, склонен согласиться со Стасом.
