Прошито насквозь. Торонто. 1930 - страница 18
Она удовольствовалась этим ответом, но ему показалось, что тема еще не исчерпана, и он решил продолжить:
— К тому же, мне кажется, что это неизбежно. Я имею в виду, что ты очень красива, и я… не тот человек, который откажет себе в обладании такой женщиной. Тем более, если она моя жена.
— Знаю, — кивнула она. — И даже горжусь этим.
Адам остановился, не представляя, как можно перейти к следующим, самым важным вопросам. Это было необходимо, и он не сомневался, что даже если остановится сейчас, то рано или поздно ему все равно придется сделать этот шаг. Поэтому, посомневавшись, но, так и не подобрав нужных слов, он решил, что просто должен быть честным и терпеливым.
— Ева, — взяв ее за руку, начал он — я знаю, ты плачешь ночами. Пожалуйста, поговори со мной об этом.
Она отступила, но руки не отняла.
— Что говорить? Я уже все сказала в тот день, когда уволилась из гостиницы.
— Я хотел бы знать гораздо больше.
— Тебе это знать не нужно, иначе между нами все изменится.
Он сделал шаг к ней, вновь приблизившись и крепче сжав ее запястье.
— Может быть, я делаю что-то такое, что напоминает тебе о том дне? Может, я веду себя так, как тот человек?
Ева покачала головой:
— Нет, ты совсем другой. — Она вздохнула. Вопреки всем доводам собственной логики Ева ощутила желание рассказать больше, чем уже смогла открыть. Сомнения все еще терзали ее, и она уточнила: — Ты точно хочешь знать, как это было?
— Да.
Она взяла его за другую руку и подошла еще ближе, почти прижавшись к нему. Глядя на него снизу и взволнованно дыша, она начала говорить:
— У них там была вечеринка — ничего особенного, просто шесть пьяных мужчин, собравшихся далеко от своих домов. Меня отправили забрать грязную посуду и принести еще что-то, уже и не помню. Я прикатила тележку, вошла в номер. Пока раскладывала тарелки и забирала лишнее, один из них стал заигрывать со мной — предлагал мне деньги, пытался обнять. Все вокруг смеялись и подначивали его. Я почти закончила, когда он развернул меня к себе и что-то закричал — я так сильно испугалась, что даже не разобрала слов. А потом он отволок меня к спальне, бросил на кровать, и… к нему присоединился другой. Это длилось слишком долго, мне казалось, что я не доживу до конца. Когда в дверях показался еще один, я уже сползла на пол и спряталась под кроватью — к счастью, она была большой и широкой. Они хотели передвинуть ее или вытащить меня, но не смогли — были слишком пьяны. Они все были пьяными как свиньи. Я до сих пор чувствую их руки, как они хватали меня, а я отбивалась и старалась увернуться от других, но они появлялись буквально со всех сторон. В конце концов, они разбушевались, вылезли в коридор, стали приставать к другим горничным, требовать хозяина. Через час или два часа он пришел. Вытащил меня из-под кровати, всучил мне вещи и отправил в ванную, чтобы я оделась. Он вывел меня из того номера, но это не значит, что он посочувствовал мне. Я разозлила клиентов, из-за меня ему пришлось выслушивать жалобы и замечания, и ему это, сам понимаешь, совсем не пришлось по вкусу. О том, что случилось после, тебе рассказывать не надо.
Ее глаза наполнились слезами, и она держалась за него так крепко, что ему стало почти больно.
— Что теперь ты скажешь? У тебя порченый товар, побывавший до тебя аж в двух руках. И возможно, люди были правы, когда называли меня шлюхой — я, наверное, и стала бы такой, если бы ты не позвал меня сюда.
Адам отпустил ее руку и обнял ее, не заботясь о том, что их может видеть вся улица.
— Не говори о себе в таком тоне, — попросил ее он. — Никогда не говори так о себе. Ты не вещь, Ева. Ты живой человек, над телом которого надругались твари, которые не имеют права даже ходить по земле. Как жаль, что я не могу отомстить за тебя, как жаль, что я не могу вернуть им даже малую часть той боли, через которую они тебя протащили. Если бы я мог…
— Нет, не думай о расплате, лучше думай о том, как много у нас еще впереди. Возможно, я никогда не смогу смириться с тем, что произошло, но я сделаю все, чтобы стать для тебя хорошей женой.
Знать о том, что с ней случилось, было нелегко. После того разговора Адам сильно изменился. Когда кто-то из мужчин на ферме говорил «Твоя жена просто красавица», он почти терял самообладание — ему чудилось, будто каждый такой человек представляет угрозу.
Однажды Ева призналась, что уже жалеет о том, что поддалась его просьбам и все рассказала. То, что должно было принести облегчение, оказало противоположное действие — Адам лишился покоя, в нем зажегся огонек гнева, медленно тлевший внутри и грозивший со временем разжечься в огромное пламя, в котором могло сгореть дотла все, чем они дорожили.
Была и другая сторона, которая даже нравилась ей. Теперь, когда они ложились в одну постель, он чаще останавливался, пытаясь умерить свою страсть и дать ей время освоиться с ним. Иногда он просто просил ее раздеться и смотрел на нее, не прикасаясь к ней и не заставляя делать ничего другого. Поцелуи стали дольше и жарче, и каждый раз, когда он обнимал ее, Ева знала, что стоит сказать слово, и он отпустит ее — он больше никогда не пытался ее удержать.
Возможно, они оба просто не представляли, что значить быть женатыми. Ева не знала, какой бывает супружеская жизнь, а Адам никогда не испытывал подобной страсти к своей первой жене. Заключая брак, ни один из них и подумать не мог, что все будет настолько сложно.
Им обоим приходилось идти на уступки и пересиливать себя. Ева открывалась, преодолевая страх. Адам сдерживался, стараясь умерить свое желание. Ночи становились все теплее, и они часто выходили из дома, оставляя спящих детей в кроватях. Исключением были лишь те дни, когда Ева покидала дом одна — Адам знал, что она не хотела никого видеть, и потому не ходил за ней следом. Ему это было и не нужно — он знал, что Ева скрывала под покровом темноты свои слезы.
