Том 4. Драматические произведения - страница 113
Те, кто жаждет перемены и ждет чего-то, начинают искать пути, нащупывают линии того движения, которое скоро захватит их и повлечет неудержимо к предназначенной цели. Так как ни Изора, ни Бертран не знают, что должно произойти, и души их бродят ощупью, — их тревога сказывается прежде всего в невыразимой тоске. Вероятно, особенно напряженно тосковал Бертран в ночь накануне решительного для него дня; а Изора в ту ночь рвала зубами наволочки и рубашку на плече, когда ей приснился сон, который сама она капризно и властно окрестила вещим, не ведая о том, что сон этот был действительно пророческим и что он помимо ее воли предрешил судьбу ее упрямой, своевольной и страстной души.
Новое никогда не приходит одно, без свиты; и вот, на хозяина замка сразу обрушивается несколько бед: вместе с непонятной болезнью жены и с подозрениями — не изменила ли она ему, — угроза того полу-крестьянского, полу-рабочего движения, которое разгорается все ярче, угрожает непосредственно усадьбе Арчимбаута, увлекло даже некоторых из его соседей, с которыми он, вероятно, еще недавно по-помещичьи благодушно бражничал и охотился; охотился иногда, для разнообразия, и на людей, которых искренно считал не людьми, а вилланами.
У остальных — тоже забот полон рот; у Капеллана — как бы подслужиться, как бы получше все разведать и разнюхать и своего не упустить, подцепить хорошенькую придворную даму; у Алисы — угодить и Изоре и Графу и добиться взаимности красивого пажа, которому предстоит блестящая карьера; у Алискана — как бы скорее довершить свое «образование», выбраться из осточертевшей ему южной провинции и вкусить действительно блестящей придворной жизни и приличного общества в северном графстве Артуа.
К тому же, наступила на их горе весна, расстроила им нервы и сделала их всех до безобразия чувственными и похотливыми.
Вот в такой обстановке начинается драма, течение которой можно изобразить схематически следующим образом:
Между этими — всевозможные второстепенные лица — рыцари, доктор, повар, действующие и не действующие в драме.
Занавес поднимается тогда, когда загорелась звезда Гаэтана.
Звезда Изоры посылает свои лучи навстречу ему, но пути этих лучей, пока еще бродящих ощупью в пространстве и встречающих сопротивление в виде плотной, рыхлой, сначала непроницаемой среды окружающих людей, — устремляются поневоле к той звезде через звезду Бертрана.
Бертран, издавна посылающий лучи своей робкой любви навстречу лучам звезды Изоры, неизменно встречает сопротивление среды. Но как только загораются позади него лучи Гаэтана, его собственное стремление приобретает все большую силу, и среда начинает постепенно растворяться под светом двух встречных лучей — Бертрана и Изоры.
Постепенно среда теряет сопротивляемость, посредственные люди отслуживают свою службу и уступают силе лучей. Представители среды как бы сходят со сцены, превращаются в призраков или в животных. Звезда Гаэтана, послав столько лучей, сколько было нужно для придания интенсивности свету лучей Бертрана и Изоры, тоже уходит за горизонт. Последней — меркнет звездочка Алискана, который сыграл окончательно свою роль, успев бежать от скандала и истязания. Тут гаснет и свет Бертрана, и одна Изора остается на полпути, над трупом Бертрана, окруженная зверями и призраками, с крестом, неожиданно для нее, помимо воли, ей сужденным.
Март 1916
Рамзес
<План пьесы>
XIV в. до Р. Хр. Древние Фивы при Рамзесе II.
Раннее утро. Торговая площадь с домом градоначальника в центре города.
Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверями. Окон на улицу почти нет, так что видны только немногие окна, и то — в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые камышом, пока запертые.
У главной двери дома градоначальника, которая помещается в низкой зубчатой стене, — сам градоначальник, главный правитель Земли Юга и главный распорядитель царских работ Псару, маленький, толстый, лысый человек — со своим домоправителем Хамоизитом.
Псару не выспался, голова горит, во рту горько, болит живот. Он замучился накануне, во время охоты с фараоном. Теперь ему предстоит еще являться к фараону и делать ему доклад о своей поездке по провинции. Скверное расположение духа он вымещает на Хамоизите, который заслужил неодобрение своего господина пьянством и слишком крупным взяточничеством (Тураев I, 347). Хамоизит защищается, описывая, что у него украл рабочий (Тураев I, 352) и как трудно ладить с каменщиками, которые проломали стену Некрополя и украли зерно фараона. (Между прочим, Псару — во вражде с хранителем Некрополя, ib., 353). В доме Псару ночует знатный гость. Когда он проснулся, Псару велит управителю проводить гостя и показать ему город, а сам идет румяниться и одеваться к встрече с фараоном.
Во время этих разговоров сцена постепенно оживляется — начинается торговля. Гонят ослов, нагруженных соломой. Пригнали овец, гусей, коз, волов. Крестьяне и рыбаки уселись на корточках перед плетеными лотками с хлебом, плодами, овощами, мясом, рыбой, материями. Продают удочки, циновки, браслеты, ожерелья, помаду, железо, олово, янтарь, драгоценные камни, стекло, фаянс. Открываются лавочки — сапожника, золотых дел мастера, столяра, горшечника, кондитера, пивная. Появляются покупатели и прохожие в пестрых костюмах купцы, офицеры, чиновники, жрецы, богатые дамы, простолюдины, — сирийцы, эфиопы, феллахи, нубийцы, негры.
