Том 4. Драматические произведения - страница 63

Граф

Ты простишь теперь мне, Берта?

Берта

Что, отец мой, вам приснилось?
Сны бывают с жизнью схожи!
Или этот озаренный
Тусклым блеском темный зал
Обманул виденьем лживым
Ваши слабые глаза?
Я нередко замечала,
Как взволнованный наш разум,
Бестолковый раб души,
Принимает лишь виденье,
Духа праздное творенье,
За живое существо.
Лишь вчера, отец мой, шла я
В старом зале наших предков
В предвечерний, серый час;
Перед зеркалом старинным
Я на миг остановилась,
Мне понравился наряд мой,
И осталась я глядеться
В потускневшее стекло.
И когда я так стояла,
Опустив свободно руки, —
Вы, отец мой, улыбнетесь,
Мне самой смеяться надо
Страху детскому тому;
Но, когда я так стояла,
Страшен был душе смятенной
Образ дикий, искаженный.
В миг, когда я опускала
Руки — пояс завязать,
Образ в зеркале высоко
Поднял руки к голове, —
И, от страха цепенея,
Вижу в зеркале туманном
Искаженные черты.
То мои черты — я вижу —
Но они чужие вместе,
Страшно сходные с моими,
Как живой похож на труп свой.
Широко открыв глаза,
Страшный дух грозит мне пальцем,
Строго смотрит на меня.

Гюнтер

Горе нам! Праматерь!

Граф (с кресла, как бы охваченный внезапной мыслью)

Праматерь!

Берта (удивленно)

Праматерь?

Гюнтер

Разве вы не замечали
В зале старого портрета,
Будто с вас его художник
Нежной кистью рисовал?

Берта

Часто видела его я,
С удивлением смотрела,
И живым со мною сходством
Был он дорог мне всегда.

Гюнтер

А известно вам преданье,
Что идет из уст в уста?

Берта

С детства слышала его я,
Но отец не верил сказкам.

Гюнтер

Ах, теперь он сам узнал,
Что не сказку вековую,
Больше — правду роковую
Пред самим собой скрывал!
Рода вашего Праматерь,
В цвете юности и счастья,
Также — прелесть, также — диво,
Также Берта, как и вы,
Принужденная родными
К нежеланному союзу,
Не забыла в новом браке
Прежних радостей любви.
И в объятиях с любимым
Раз супруг ее застал,
И пылая жаждой мщенья
За позор и преступленье,
В сердце ей вонзил кинжал.
Тот кинжал навек прикован
Здесь, на дедовской стене,
В память древнего злодейства,
В память древнего греха.
Нет Праматери покоя,
И блуждать осуждена
До поры, пока не вымрет
Весь ваш род, зачатый ею,
И покуда ни один
Отпрыск свежий, сильный, ярый
Не останется на старом
Древе рода Боротин.
И когда грозят невзгоды,
Бури носятся во мгле,
То она, покинув своды,
Бродит, бродит по земле.
И тогда все люди видят,
Как идет, скорбя, бродить,
Все грядущее провидит
И не может отвратить.

Берта

В чем же дело?

Гюнтер

Все сказал я,
Что посмею здесь поведать,
Но не все, что знаю я,
И одно еще осталось, —
То, что слуги в этом доме,
То, что старцы втихомолку
Шепчут на ухо друг другу,
Что святыню древней сказки
От людей былых веков
Принесло в уста сынов…
Есть одно, что к стольким тайнам,
Тяготеющим над мрачным
За́мком, — верный ключ дает.
Но посмею ли сказать я
Здесь, на месте, где сейчас
Только тень ее бродила…

С робким взглядом прерывает речь; Берта жмется к нему и следит за его взглядом глазами.

Господин мой, вы сурово
Брови хмурите! Нет сил…
Рвется грудь моя на части,
Самому мне станет страшно,
Но не в силах я молчать. —
Госпожа, идите ближе,
Содрогайтесь, внемля мне:
Вместе с телом опустили
В гроб кровавый только семя,
Но не самый плод греха.
Преступленье, что кровавой
Сталью ей отомщено,
Говорит преданье, было
Свершено в последний ею,
Но, увы! не в первый раз.
Сын единственный ее,
Тот, кто в вашем древнем роде
Вашим праотцем считался,
Кто в наследство получил
Имя, лены и богатства, —
Он…

Граф

Молчи!

Гюнтер

Уж все сказал я!
Он, неведомый отцу,
Был он грешным сыном счастья,
Был плодом преступной страсти!
Грех единой страстной ночи
Не дает сомкнуть ей очи,
И бродить средь мрачных зал
Темный рок ей указал,
В каждом внуке — плод свой видеть,
Лик свой каждому явить,
Тяжкий грех в нем ненавидеть,
Жар страстей былых любить.
Так она томится годы
И, томясь, упорно ждет,
Чтобы сгинул древний род,
Но, пока открыты вежды,
Каждый ваш удар — она
С тайным страхом и надеждой
Сторожить осуждена.
Оттого — протяжно воет
Ветер в мрачных переходах,
Полон стуков мрак ночной…

Отдаленный шум.

Берта

Небо!