Том 4. Драматические произведения - страница 84

Пусть открытых ран устами
Заклеймит меня словами:
«Проклят будь, убийца!» — Ложь!
От меня ты не уйдешь!

Праматерь

Воротись!

Яромир

Нет, никогда!

Слышно, как выламывают дверь.

Праматерь

Чу! идут!

Яромир

Пускай идут!
Только — жить с тобою, Берта,
Иль с тобою умереть!

Праматерь

Прочь! Беги! Еще не поздно!
Вторая дверь выломана.

Яромир

Берта! Прочь! Бежим со мной!

Праматерь

Мне не быть твоею Бертой!
Я — покойная Праматерь,
Сын греха! Я — мать твоя!

Яромир

То — ланиты Берты милой,
То — любимой Берты грудь!
О, приди! Проснулись силы,
Страсть и радость — с нами будь!

Праматерь

Здесь, взгляни, наряд мой брачный!

Она срывает ткань с закрытого помоста. Мертвая Берта лежит в гробу.

Яромир (отпрянув)

Горе! Призрак! Лик обманный!
Все напрасно! Я с тобой!
Берта! Лик сияет твой!
Ты одна душе желанна!

(Спешит к ней.)

Праматерь

Так приди, погибший!

Открывает руки, он падает в ее объятия.

Яромир

А!

Он отпрядывает, делает несколько шагов, влача дрожащие колени, и потом падает на гроб Берты. Дверь срывается с петель. Врываются Гюнтер, Болеслав, Капитан и солдаты.

Капитан

Сдайся! Ты умрешь, убийца!

Праматерь простирает к ним руку. Все останавливаются у двери в оцепенении.

Праматерь (наклоняясь над Яромиром)

Выйди с миром, дух мятежный.

Она склоняется над Яромиром и целует его в лоб, потом поднимает гробовой покров и скорбно покрывает оба тела. Потом произносит с поднятыми руками.

Совершилось! В час ночной
Вам хвала, благие силы!
Вскройся, ящик гробовой!
То Праматерь в сон могилы
Возвращается домой.

Она возвращается торжественной стопою в гробницу. Когда она исчезает, вошедшие бросаются на первый план.

Капитан

Не уйдешь теперь!..

Гюнтер (идет поспешно к гробу, поднимает покров и говорит со слезами)

Мертвец!

Занавес падает.

1908–1918

Монолог Берты

Этот монолог в первой четырехактной обработке трагедии должен был открывать третье действие, но потом был заменен монологом Берты в конце второго действия.

Зал как в предыдущих действиях. Свечи на столе. Берта входит.

Берта

Боже, помощи прошу!
Видишь, руки я сложила
И уста твердят молитву;
Ах! Твердить слова святые —
Это значит ли молиться!
Нет, не с праздными словами,
Но с боязнью робкой реешь
Ты, душа, вокруг любимых,
А без помыслов молитва
Смерть, не помощь принесет!
С чистым помыслом, бывало,
Лику Богочеловека
Я молитвы возносила,
Он — мой Брат и мой господь,
Я испрашивала помощь
Через братскую любовь.
Ах, какой надеждой робкой
Грудь исполнена была!
Сердце прядало, волнуясь,
Злое горе отходило,
Так весна освобождает
От шершавой оболочки
Нежной дланью — первый лист;
Зеленеет он надеждой,
Покидая зимний сон,
Вешним духом опьянен;
Далека казалась помощь,
Я же верила — придет!
Если даже невозможно,
Невозможное вздохнет!
Как теперь все изменилось!
Или бог уже не тот?
Или он не внемлет зову? —
Ах, все тот же, тот же бог,
Сил довольно у него,
И ничто не изменилось,
Кроме сердца моего.
Страху темному здесь место,
Мрак и тучи впереди;
Золотая вера детства
Отлетела из груди.
Всем сомненьям грудь открыта,
Я колеблюсь, как во сне;
И страстей крыло разбито,
И надежды нет во мне.
Факел веры дотлевает,
Слышу страха голоса!
Кто чудес не пожелает,
Тем закрыты чудеса!

Садится в кресло, роняя голову на руки.

Приложения

Балаганчик
<Первоначальный набросок>

Мы можем узнать [этих] людей, сидящих в комнате с неосвещенными углами, под электрической лампой, вокруг стола. Их лица — все значительны, ни одно из них не носит на себе печати простодушия. Они разговаривают одушевленно и нервно, с каждой минутой как будто приближаясь к чему-то далекому, предчувствуя тихий лет того, чего еще никто не может выразить словами. Это люди, которых Метерлинк любит посадить вместе в зале и подсматривать, как они станут пугаться; а Верхарн сажает их, например, в одиночку у закрытой ставни слушать шаги на улице, размышлять о них, углублять их, делать судорогой своей жизни, заполнять их стуком и шлепаньем все свое прошлое, до тех пор, пока все выходы не закроются и не воцарится в душе черная тяжелая истерия. Словом, — эти люди — «маньяки», люди с «нарушенным равновесием»; собрались ли они вместе, или каждый из них сидит в своем углу, — они думают одну думу о приближении и о том, кто приближается. Вот краткая сказка о том, чем может кончиться собрание таких людей, постаравшихся спрятать себя как можно глубже и оттуда понимать такого же другого; вот как они предполагают чье-то приближение, строят планы, смакуют свой страх: