Вечер черных звезд - страница 87
Из кухни дверь вела в коридор, обходящий дом по внутреннему периметру, и выходящий окнами в маленький, заросший травой глухой дворик — дом, как понял Ит, был построен по незнакомому ему принципу. Комнаты по большей части были совершенно пустыми и грязными. Ни мебели, ни предметов. Кое-где на полу сохранились пыльные квадраты — видимо, совсем недавно там что-то стояло. Создавалось ощущение, что из дома внезапно вынесли всё, что жило тут годами, и сейчас он находился в растерянности еще большей, чем его хозяин — то ли кто-то придет, и оживит его снова, то ли бросят умирать. Но всё-таки это была не печаль запустения. Словно некое настороженное ожидание присутствовало незримо, но во всём. Ит вынужден был признать, что дом ему нравится. Даже очень нравится. Чем-то дом был неуловимо похож на университет, где Ит-прежний преподавал… несколько вечностей назад, подумал он. Та же приятная основательность. Тот же рассеянный мягкий свет. Высокие потолки, окна с широкими подоконниками, арочные двери; на стенах почти везде — тёмные деревянные панели со сложно стилизованной резьбой, полы — тоже из дерева, но светлого, тёплого янтарного оттенка. Видно было, что дом любили, что о нём заботились, и что жившие здесь относились к дому трепетно и с бесконечным уважением. Вот только пыль эта на полу, и… здесь не должно быть так тихо.
Еще немного побродив по комнатам, Ит вышел в сад.
Большая часть деревьев была ему незнакома, но потом он приметил невдалеке узловатый ствол старой яблони, и приободрился. Для яблок был еще не сезон, на нижних ветках Ит заметил несколько крошечных зеленых плодов, и понял, что сейчас, скорее всего, самое начало лета. Постоял под деревом, провел по шершавой грубой коре рукой.
Как же хорошо!
После всей этой кутерьмы, после звёзд, которые сияют только издали, а вблизи — чернее чёрного, после долгого, затяжного страха, после всего… вот так подойти к дереву, погладить кору, вздохнуть поглубже, и подумать, что всё, оказывается, не так уж и плохо — а даже, наоборот, очень хорошо. После таких мыслей и следующий путь покажется легче…
Вот только что же делать с Фэбом?
Конечно, он пойдет с нами. И это будет с одной стороны хорошо, а с другой — катастрофа. Потому что… "Нет, это невозможно. Я не могу себя заставить. Как вообще можно думать о себе в женском роде? — о своих собственных ночных усталых мыслях Ит уже напрочь забыл. — Я… я — мужик, черт побери. Может быть, физиологически я и гермо, но думать как гермо я не умею, и по всей видимости научиться уже не смогу — слишком поздно. И что еще нужно сломать у себя в голове, чтобы те, кто рядом, не мучились из-за меня? Что еще нужно изменить? Ведь с другим-то получилось! Скажи мне кто полгода назад, что я, ни секунды не сомневаясь, буду стрелять в тех, кто причиняет боль моим друзьям, а не пущусь с обидчиками в долгий демагогический трёп, я бы вежливо рассмеялся, и принялся доказывать, что любой конфликт можно решить словом, и только словом. А сейчас я сначала, как минимум, обезоружу нападавшего, и только потом буду разбираться, что именно он имел в виду. Но это… Как можно научиться быть тем, кем не являешься? Мне же… — от смелости мыслей даже голова слегка закружилась. — Биэнн, давай на чистоту — и Мариа, и Даша вызывали у тебя не только джентльменское желание помогать и оберегать. Просто только сейчас, после развязки, ты сумел осознать простую истину — ничто человеческое тебе не чуждо".
— Ты не настолько безнадежный кретин, как я вчера подумал, — раздался голос у него за спиной.
Ит резко обернулся. Перед ним стоял рауф, со светло-палевой шерстью на голове и яркими желтыми глазами.
— Нет, собственно, а чего я хотел? — вопросил рауф риторически, воздев глаза к небу. — Чтобы этот вот небезнадежный кретин после первого в своей жизни подобия секса задумался о тайнах мироздания? Да, я действительно старый дурак. Любое живое существо в такой ситуации начинает задумываться о гораздо более интересных тайнах, скрытых в собственных штанах.
Ит почувствовал, что стремительно краснеет.
— Если я правильно догадался, вы — Атон. Эрсай, который…
— Ну да, который вёл вашу развеселую компанию всё это время, — откликнулся тот. Сел на землю, приглашающе похлопал рядом с собой рукой. Ит, поколебавшись секунду, сел рядом. — Ладно, давай тогда сперва о штанах. Сразу предупреждаю — разводить сахарные сопли не намерен, и часть из того, что ты услышишь, может показаться тебе не особенно приятной. Первое — ты ни хрена не знаешь. Гермо, мой дорогой, бывают очень разными. Некоторые с легкостью меняют роли, становясь рядом с мужем покорной доброй женушкой, а с женой — сильным уверенным мужчиной. Некоторые — предпочитают быть женщинами, и о смене роли даже не помышляют… кстати, именно такой была покойная ныне Гира. Она настолько любила мужа, что ей сама мысль о том, чтобы быть мужчиной, была противна — как тебе противна мысль быть женщиной. Некоторые — это ближе всего к твоему варианту — к официальному мужу забегают раз полгода, или вообще только тогда, когда любимая жена намекает, что хочет ребенка. Понимаешь?
Ит медленно кивнул.
— И первое, и второе, и третье — норма, — жестко сказал Эрсай. — Теперь — непосредственно о твоих штанах, ну и, разумеется, о штанах твоего второго. Спать с Фэбом вы будете. Ой, ну только не надо делать таких страшных глаз, и так возмущенно трагически сопеть. Будете, будете. Не в ближайшем обозримом будущем, скорее всего, но от природы, мой дорогой, никуда не денетесь — ни вы оба, ни Фэб. Могу тебе по секрету сказать, что он в еще большей растерянности, чем ты. Поставь себя на секунду на его место, Ит. Ему больше пятисот лет. Он уже давно не молод. Он всю жизнь прожил здесь, в этом самом доме, у него была любимая жена, в доме всегда было полно детей — он сам тебе не скажет, зато я расскажу, просто чтобы ты знал, с кем имеешь дело. Гира… Господи, да её обожали все местные Встречающие, и, когда кому-то было надо куда-то, куда с ребенком нельзя, когда кто-то работал на встречах, да мало ли еще что… вся планета знала, что есть помешанная на детях тётка, к которой все волокли отпрысков на побывку, — Атон засмеялся. — Фэб всю свою жизнь прожил в постоянном счастье. Он обожал жену. Он обожал экипаж. Он очень любит детей. И, поверь, для него проблемы штанов фактически не существовало — они с женой добирались друг до друга очень редко, им было некогда, они постоянно были заняты. Любовь, Ит — она не в штанах. Она в душе. Я, конечно, имею в виду любовь настоящую…
