Урук-хай, или Путешествие Туда… - страница 8
Возможно, меня не будут больше бить по голове, никаких признаков на это не было. Очень похоже, что никто не собирается меня убивать, иначе зачем бы тащить меня на себе в такую даль, а потом ещё и кормить. Но всё это не успокаивало. Если меня и дальше будут кормить раз в сутки, выдавая кусок каменно-твёрдого чёрного и кислого хлеба, – какого в Хоббитоне не то, что не ели, но даже и не видели, – то я сам умру от голода очень скоро.
И вместо холодной воды к хлебу я предпочёл бы кружку парного козьего молока. Или нет. Лучше полфунта жареного с утиными яйцами бекона, только хижинского, слоёного, он мне нравится больше нашего: у Хижинсов какой-то особый секрет откорма. Потом можно пяток свежекопчёных дрягвинских сосисок, обжаренных с луком, чесноком и овощами на гусином жире. В Дрягве их делают очень тоненькими и коптят в дыму болотной ольхи. Что они ещё добавляют в мясо, никто не знает, но сосиски сами тают на языке, их и жевать не надо. Хлеб, разумеется, тоже нужен: десяток тостов из нашего белого пшеничного подойдёт. Только надо брать не свежей выпечки, а трёхдневный, тогда он уже не такой пышный и мягкий, и его легче нарезать тонкими ломтиками, как и положено для тостов. Масла нужно класть на готовый тост совсем чуть-чуть: бекон и сосиски и так достаточно жирная пища. После сосисок можно перейти к пиву, лучше всего к нашему, тукборовскому. Бралд тоже по-своему хорош, но я же не Брендибэк, крайности мне чужды, и предпочитаю светлое. А к пиву неплохо свежих раков, только не брендивинских, они мелкие, а из Талого ручья, в нём раки водятся очень крупные и вкусные. С ними даже не надо ничего особенного делать, просто сварить с укропом и петрушкой и есть, пока не остыли, горячими, запивая пивом с ледника. Разница вкусов замечательная. Хороша ещё к пиву копчёная форель из Клямки, но я даже больше люблю не копчёную, а слегка просоленную и подвяленную… Для лёгкого ужина этого бы вполне хватило.
Как ни старался я грызть данный мне кусочек помедленней, как ни растягивал его, он кончился, уж больно был мал. Последняя крошка свалилась в живот, но нисколько не заполнила его пустоту. Я хлебнул ещё воды, но это тоже не добавило сытости, и, чтобы отвлечься, стал разглядывать орков, благо, оба они теперь сидели передо мной.
До сих пор у меня не было возможности их хорошенько рассмотреть. По правде сказать, оба они сейчас больше напоминали обычных Верзил, чем орков. И я даже усомнился, а орки ли они? Красавцами ни тот, ни другой не были, во всяком случае, по хоббитским меркам, но похожие лица я видел в Бри, и там они ни у кого не вызывали подозрений. У Гху-ургхана были хотя бы слегка раскосые глаза, а у Гхажша и глаза были самые обычные. Для Верзил они, пожалуй, были маловаты, хотя ростом оба были намного выше меня: Гху-ургхан – фута на два с небольшим, а Гхажш – почти на два с половиной. Зато оба были широки в плечах, и Гху-ургхан даже шире Гхажша, отчего казался кряжистым.
Одеты они были в серые, мехом наружу, безрукавки под самое горло, без разрезов и швов. Такие надевают через голову. Штаны тоже были меховые, но бурые. Гораздо позже я узнал, что их делают из просмолённых козьих шкур, и в таких штанах можно запросто ходить по пояс в воде, и не промокнуть. Тогда же я лишь подумал, как должно быть жарко в этом мехе.
Ещё моё внимание привлекли сапоги, в которые они оба были обуты. Хоббиты обуви не носят, разве что Брендибэки в особенно сырую и холодную погоду пользуются гномскими башмаками. Я видел такие у Тедди. Но сапоги орков своим кроем были мало на них похожи. Они были сделаны из толстой грубой кожи и даже на вид казались прочными и тяжёлыми. На подошве каждого сапога – на носке и каблуке – видны были две подковки, а лодыжки и верх короткого, чуть выше икр, голенища плотно обхватывали широкие ремешки на воронёной железной пряжке.
А вот оружие у моих похитителей было разное. У Гху-ургхана был прямой меч, фута два длиной, в поясных новеньких кожаных широких ножнах. Гхажш же носил клинок кривой и несколько более короткий, тот самый, загнутый вперёд, что я видел в подземелье. Его потёртая рукоять торчала у Гхажша из-за левого плеча. И у обоих – кинжалы на левом бедре.
Ещё на них было довольно много всяческих ремней с пряжками, к которым, в свою очередь, были пристёгнуты разные сумки, торбы, кошельки и бэгги. Надо отметить, что в этой кожанно-железной сбруе вид они имели устрашающий.
Время от времени поглядывая на меня, они увлечённо мазали себя попеременно то бурой, то зелёной жирной грязью из двух берестяных стаканчиков, вроде того, что я уже видел.
– Это, чтобы в лесу не так заметно, – пояснил Гху-ургхан, перехватив мой взгляд, – и комары меньше жрут. Тебя тоже намажем.
Меня даже передёрнуло. Но они не обратили внимания. Постепенно обнажённая кожа рук и лиц скрылась под разноцветными разводами, и, когда Гху-ургхан снова посмотрел на меня и ощерил зубы, наверное, улыбаясь, я опять увидел то самое кошмарное орочье рыло, что так напугало меня утром. Улыбка, если это была улыбка, ничего хорошего не сулила.
– Мажетесь? – раздалось над моей головой так неожиданно, что я вздрогнул.
– Видишь – зачем спрашиваешь? – спокойно ответил Гхажш. – Не утерпел?
– Ага. Дозор знак подал, что вас трое. А потом слышу, вы плещетесь, как утята. Решил сам посмотреть.
– Видел я их глазки хитрые под выворотнем. Ты им объясни, что место надо выбирать неприметное. И если совсем уж брюхо замучило, то сухари надо слюной размачивать и жевать осторожно, а не грызть, так что хруст на весь лес слышно.
– Понял, начальник, накажу.
– Это само собой. Ты им объясни.
