Раскрыть ладони - страница 101
— Да. Много маленьких и благодарных детей.
Демон подошёл к Вилдии, наклонился, взял её ладони в свои и поцеловал.
— Вы чудесная женщина.
— Я мстительная женщина.
— Но из вашей мести родилось нечто доброе и прекрасное.
— Я не умею прощать.
— Если злость придаёт вам силы творить чудеса, грех становиться доброй! — подмигнул Джер, и Смотрительница рассмеялась.
Хотя ещё мгновение назад готова была зарыдать.
* * *
— Ты везучий человек.
Надвигающиеся сумерки заполняют своей вязкой гущей швы мостовой, и кажется, что идёшь по ровному полю. Кажется до того момента, разумеется, как нога подворачивается на очередном стыке камней, и равновесие души, только-только достигнутое, снова рассыпается бусинами злости.
— Да, никому не везёт так сильно, как мне!
— Считаешь иначе?
Демон вроде бы шагает в том же ритме, что и я, но постоянно оказывается то впереди, то позади. Наверное, потому что у меня заплетаются не только мысли, но и ноги.
— Невероятное везение — потерять всё!
— Зато сколько приобрёл... Вернее, скольких. К примеру, эта женщина, рискнувшая бросить вызов бывшему возлюбленному. И твой второй дядя.
Как он не понимает... Или понимает, но иначе, нежели я. Попробовать найти что-нибудь общее в наших ощущениях? А надо ли? Но если не попробую, не узнаю, напрасно всё было или нет.
— Вилдия думала об удовлетворении своего желания, только и всего. Хотела отомстить и отомстила. Используя меня, как бессловесную куклу. А Тувериг... Он тоже искал свою выгоду. И нашёл. Не было никаких благородных порывов души, и не убеждай меня в этом!
— Не буду.
Почти десяток шагов он молчал. Лучше бы и дальше не говорил ни слова!
— Но ты хочешь, чтобы тебя любили.
Останавливаюсь. Демон проходит чуть дальше, и только заметив моё отсутствие рядом с собой, замедляет шаг и оборачивается.
Хочу? Он именно так объясняет для себя мои поступки? Какая глупость! Да мне плевать! Не нужна мне ничья любовь. Раньше, может, и хотел, а сейчас... Всё ушло за Порог. Не без моего скромного участия. Ушло и забылось. Вроде бы.
Но всё равно обидно выслушивать такое!
— Это преступление, по-твоему?
— Нет.
— Ты сказал так, будто...
— Это просто невозможно.
Ага, заговорил по-другому? Решил, что недостаточно сильно ударил?
— Меня не за что любить? Ты на это намекаешь? Я, по-твоему, жуткое ничтожество?
Не отвечает. Поднимает голову и смотрит вверх, туда, где на крыши домов медленно, но настойчиво наползает ночь.
— Я не заслуживаю любви? Почему ты молчишь?!
— Потому что мне нечего сказать.
— Тебе — и нечего?! Не лги!
В круговерти сумерек и огоньков, беспокойно колышущихся за стёклами уличных фонарей, зелёные глаза то темнеют, то вспыхивают едва ли не белыми искрами, но чувства в переведённом на меня взгляде не заметно. Вернее, оно есть, только предназначено кому-то другому. Кому-то далёкому, а может быть, близкому, но не мне и не самому Джеру.
— Я ничего не знаю о любви.
— Обо всём на свете знаешь, а тут вдруг сдался! Какой же ты после этого демон?
Улыбается. Левым уголком рта. Щурится, то ли зло, то ли грустно.
— Плохой. Неумелый. Бесполезный.
Эй, да он отнимает титулы у меня!
— Почему ты сказал, что я хочу любви?
— Потому что это правда.
— Я вовсе...
— Именно ХОЧЕШЬ. Но пока мы хотим, мы не получаем... Так заведено в подлунном мире.
— А вот теперь ты точно лжёшь! Как же можно достигать цель, если не желать её достичь?
Демон поправил сползшую с плеча лавейлу.
— Желание и стремление — разные вещи. Желаешь чего-то неосязаемого, необъятного и прекрасного. Стремишься к тому, что имеет строго определённую цену. Цену, которую ты готов заплатить. И платишь, скрипя зубами.
— Причём же здесь...
— Любовь? Её тоже можно добиться, и сегодня мы как раз видели жертву такого «стремления». Но в твоём случае всё по-другому. Ты хочешь любить и быть любимым. Однако вовсе не стремишься к этому.
— Да откуда тебе знать?!
Поворачивается спиной.
— Неоткуда, конечно. Я вообще ничего ни о чём не знаю. Если бы знал...
Прячет лицо? Я обычно так поступаю, когда не хочу тратить силы на сдерживание чувств. И когда понимаю, что ещё немного, и желвак в щеке начнёт растекаться во все стороны мерзким онемением. Но что в нашей дурацкой перепалке могло вынудить отвернуться демона? Уж не упоминание ли о любви?
Проверим:
— А ты? Ты хочешь, чтобы тебя любили?
Тянет с ответом, но признается:
— Хочу.
— А стремишься?
Промедление становится ещё заметнее и заканчивается коротким и сухим:
— Нет.
Шагает прочь, но перед тем, как свернуть за угол, едва не задев плечом парня в карнавальном костюме, буркает:
— И не буду.
Да, всё, что демон умеет, это портить настроение! И так тошно до одури, а он ещё прибавляет...
Значит, дядюшка знал о том подвале и его обитателе. Или даже сам подсобил? Нет, силёнок Трэммина не хватило бы на сотворение странной лужицы, не живой и не мёртвой. Испросил чьей-то помощи? Скорее всего. Но могу поклясться, маг был не местный! За прошедшие годы я расплёл сотни заклинаний, от простеньких до самых заковыристых, и всё же ни разу не встречался ни с чем подобным.
Это были не чары. Кусочки, собранные в горсть, но не соединённые между собой обычным образом. Как они держались друг за друга? До сих пор не понимаю. Отчаянно подставленные ладони разорвали непонятную связь, но не уничтожили заклинание полностью. Та капля, что попала мне на лицо, и поныне наделена собственной силой. По крайней мере, не желает подчиняться, а при каждом удобном случае доставляет хлопоты. В чём же загвоздка? Чем убили отца и пытались убить меня?
