Школа в Кармартене - страница 121

— Это чистая формальность. Преступник слишком высокого рода, мы должны сопроводить его смерть всеми бумагами, — дребезжал кто-то.

— Я не могу констатировать смерть, если он жив. Добейте его, и я констатирую, — возражал ровный голос.

— Где жив, где он жив? — стук чего-то об пол. — Чем я, по-вашему, здесь занимаюсь — клопов давлю?

— В самом деле, вы сомневаетесь в профессионализме… мастеров этого цеха? — спросил тихий голос.

— Нет, я не хочу давать повод усомниться в моем профессионализме, — холодно отвечал все тот же голос, который рекомендовал добить.

— Господи, ну что за щепетильность! За моим личным врачом послали?

— Уже идет, милорд.

Ллевелис с Гвидионом тоже услышали шаги и только-только успели втиснуться за пирамиду из бочонков. Исполненный важности личный врач просеменил по коридору и скрылся за дверью. Через минуту из-за двери послышалось:

— Ну что ж, я готов констатировать смерть.

— Да, это в русле вашего метода, доктор Гленворт: недавно вы, помнится, определили чуму при сенной лихорадке. Конечно, продолжая эту традицию, очень уместно будет констатировать смерть, имея перед собой живого индивида.

— Это смешно, милорд: ну да, сейчас он жив, но сколько, по-вашему, он протянет, в его состоянии? Две, три минуты?..

— Да, в ваших руках он действительно протянет примерно столько, сколько вы говорите. Я даже не дам ему и двух минут, — с неописуемым злорадством сказал другой медик.

Последовала быстрая и непонятная медицинская латынь, с обеих сторон прозвучавшая довольно резко.

— Нам нужно заключение о смерти, — умоляюще прервал палач.

— Ну что ж, я очень рад. У вас есть доктор Гленворт, он все подпишет. И заключение о смерти живого пациента, и отчет о состоянии здоровья трупа. А я с вашего позволения удалюсь, — и быстрые шаги направились к приоткрытой двери.

— Я не позволю бросать мне такие обвинения! — вскипел Гленворт. — Можно подумать, что вы способны продлить это номинальное состояние жизни!..

— Это вы продлеваете номинальное состояние жизни, — с сарказмом возразил другой врач. — Я же, говоря о жизни, обычно подразумеваю полную репрезентацию всех жизненных функций.

— То есть он у вас сейчас станет ходить, разговаривать?.. — Гленворт сказал это настолько язвительно, что Гвидион и Ллевелис переглянулись в темноте за бочонками, пытаясь отогнать мысль о том, как же должен выглядеть предмет спора.

— Именно, — хладнокровно сказал второй врач.

— Ну это уже, знаете, слишком!..

— Отчего же слишком? — перебил всех долго молчавший тихий голос. — Пусть наш новый лекарь продемонстрирует, о чем он говорит. Лично мне тоже кажется, что этот человек мертв, но я рад буду ошибиться. В конце концов, может быть, Богу не угодно, чтобы этот заключенный умер!..

— Если я преуспею, смогу я рассчитывать на должность вашего личного врача? — с холодным интересом спросил второй медик.

— Тогда мы рассмотрим этот вопрос.

— Если вы преуспеете, я сам откажусь от должности в вашу пользу, — хмыкнул личный врач. — Передам вам всю свою лондонскую практику… и выдам за вас свою дочь впридачу.

— Последние две вещи излишни, — после некоторого обдумывания сказал второй медик. — Принесите мне, пожалуйста, магнезию, беладонну, три унции марганца, мои инструменты, пятипроцентный раствор шеффилдской соли, пчелиный воск, лахезис, травяные экстракты из левого ящика бюро и коробочку из-под мыльного корня, там же.

По коридору прошел слуга. Он бормотал вслух, повторяя весь список, чтобы не забыть.

— Это смехотворно, — говорил тем временем за дверью доктор Гленворт. — Что это за средства? О доброй половине из них я впервые слышу. Что это за шарлатанство?

— Если все, о чем вы не слышали, считать шарлатанством, доктор Гленворт, то девять десятых человечества должны сидеть за мошенничество.

— Мы никогда не вылезем из-за этих бочек, потому что они все время будут ходить туда-сюда, — прошептал Ллевелис. Действительно, по коридору засновали слуги, выполняя новые распоряжения:

— Киноварь не нужно. Виола одората и арсеникум не в той концентрации. Это вообще унесите. Бриония, гидроциан, эквизетум, тринадцатипроцентный раствор. Отойдите, милорд.

— Представляю себе, как вы заинтересованы в моей должности, если готовы кривляться и разыгрывать тут перед нами чудо святого Антония, хотя исход заранее известен!

— Прошу заметить, не я затеял этот спор. Лично мне одинаково противны вы, противен этот пациент и противно здесь находиться. Теллюриум, аурум йод и сангвинария, не смешивая. Физостигма ортика, спигелия, селениум. Что вы мне даете? Я сказал «селениум»? Оговорился. Литиум.

Через какое-то время тот же голос спросил:

— Как его зовут?

— Лорд Чарльз Хьюго Кэмпбелл, — услужливо подсказал палач.

— Милорд Кэмпбелл, как вы себя чувствуете?

— Превосходно, — ответил новый голос. Раздался резкий стук табуретки об пол, шорох и противоречивые возгласы. — Я бы съел чего-нибудь.

— В этой обстановке? — брезгливо удивился исцеливший его. — Она не отбивает у вас аппетит?

— Что это значит? — спросил искаженным голосом доктор Гленворт.

— Это значит, дорогой коллега, что я в таком случае могу провести процедуру асфацелляции тканей, восстановление кровообращения, обычного цикла обмена веществ и работы всех жизненно важных органов, в то время как вы можете констатировать смерть. С чем вас и поздравляю, — отозвался его соперник.

— Слушай, это Змейк! — сказал вдруг Гвидион.

— Где?

— Второй лекарь, не Гленворт, это Змейк. Это его голос.