Ромашки для королевы - страница 70
– Тварь…
– Шмотки, камни, домик за городом и второй, на его деньги отстроенный в столице, а также все прочее, до последней пылинки, вернешь моему Риру сегодня до заката, – зевнула ведьма. – И тогда живи, красивая, так и быть. Если возьмешь хоть одну щепку, уже не отмоешься. Так у нас в селе обходятся с воровками. Иди. И твердо помни: до заката. А потом пеняй на себя, я пальцем не шевельну, а Совет мудрых и маги – ну, тебе объяснят, все уже в курсе моих деревенских штучек.
– Мразь…
– Милочка, ты первый раз в жизни видишь ведьму – и так рискуешь, – весело посочувствовала Сэльви. – Ох смотри, могу и того, замаскировать под старушку. Горбик, два зубика вперед, носик крюком, из него мох растет…
– Т-ты…
– Ух ты, хоть теперь поверила! Да не икай, рано еще. И, поскольку я добрая, это платьишко и все свои иные тряпочки можешь забрать.
Сэльви откинулась в кресле и рассмеялась – весело и вполне искренне. Она опасалась встречи с той, которая прежде была дорога Риру. Но ожидания не оправдались. Красивая – так все эльфы хороши. Но женщину с такими пустыми глазами и постным лицом любить всерьез нельзя. Рир просто ошибся, и с умными хорошими эльфами случаются порой приступы обидной слепоты. Куда важнее понять – где та, из-за кого он польстился на жалкую куклу, ничтожную подделку?
Нильэса нервно смяла перчатку и повела плечами.
Потом улыбнулась победно – снизу донеслись шаги. Быстрые, уверенные, знакомые. Дверь распахнулась и Орильр почти вбежал в комнату. Он уже знал, что застанет ее здесь. Остановился и охнул. Нильэса снова улыбнулась – да, хороша. Дыхание у многих перехватывает.
– Хороша-а… – протянул Орильр. – Сэль, твоя работа! Это сильно прилипло?
– До заката можно отмыть, – заверила ведьма. – Хочешь, поспорим?
– Дорогой, – проворковала Нильэса. – Мой дорогой!
– Та-ак, я все поняла и забыла это слово, Рир, – пообещала Сэльви.
– Спасибо, – обрадовался Орильр. – И, Жас, отведи ее к зеркалу, не сиди тут ледяной статуей. Пусть сама глянет… н-да… водички ей дай, что ли…
Рыжий наконец оттаял и заржал самым грубым образом, на свой похабный пьяный лад. Нильэса вздрогнула и встала, вырывая локоть из его железной лапы, тряхнула головой и вышла. Большое парадное зеркало висело в конце короткого коридора, ведущего к лестнице. Она посмотрела в него сразу, желая еще раз…
– Эй, пеструха! – крикнула в спину ведьма. – Предупреждаю: станешь меня или Рира проклинать – к тебе вернется. Все, дословно! Так что ты уж того, поаккуратнее со словами и делами.
Визг восхитил даже готовых к нему Орильра и Сэльви. Долгий, многозвучный, переходящий в непристойную брань, стоны и плачь.
Магический деготь милосерднее настоящего – он не склеивает волос, не имеет запаха и не оставляет следов на полу. Но оттого выглядит еще страшнее. Деготь покрывал лицо, руки, волосы, платье, едва заметную в разрезе ногу, он размазывался при каждом прикосновении и создавал чудовищные разводы.
Нильэса бросилась вниз, не разбирая дороги. Домой! Там она все смоет. До заката еще далеко. Гнусная ведьма!
С первой каплей воды деготь стал… настоящим. Теперь он склеивал волосы, лип ко всему в роскошной ванной комнате и все глубже въедался в кожу, вызывая зуд. И запах! Два часа усердия в обращении со щеткой сделали кожу красной и шершавой. Волосы склеились в сплошной бесформенный ком.
До заката…
Нильэса всхлипнула и вспомнила второе обещание – про старуху. И почти сразу – слова про Совет мудрых. Вздохнула, сняла диадему и зашвырнула в угол. Ведьма околдовала Орильра. Вот и пусть он мучается один! Да нужны ей эти жалки вещи! Будут другие алмазы и иные платья. При одном условии – если не станет дегтя.
Нильэса-а-Кав вышла из дома ранним вечером. Письма с отказом от имущества она отправила во дворец, гнусному Жависэлю. Камни свалила в ларец. Платья пришлось бросить. Стоило их увязать веревкой, отнесенной подлым заклятием к имуществу Орильра, – и все пропитались тем же гнусным дегтем.
Когда солнце село, красная распаренная а-Кав всхлипывала от запоздалого страха, изучая свое лицо в зеркале. Обычное, чистое. Правда, волосы пришлось обрезать почти под корень – деготь исчез, а колтун остался.
Она легла в постель, морщась от ее узости и неудобства. Старый дом родителей мал и убог. Сами они – ничтожества, не добившиеся ничего при дворе. И ей уже не отмыться от сплетен, которые куда чернее дегтя. Да и воспоминания о черноглазой твари страшнее любой пытки. Хуже того, подумать лишнее нельзя, вернется назад пожелание, ведьма опасна. И не думать…
Остается одно. Нильэса прикрыла глаза и расслабилась. Сон забвения вернет ей репутацию и уверенность в себе. Не станет грязи прошлого – ни мужа, ни его гнусных алмазов, которые слишком хороши, чтобы их легко забыть, ни позора этого страшного дня. Новая жизнь и новые возможности. А Орильр пусть мучается со своей подёнкой. Так ему и надо. Уже теперь им тошно – день испорчен, завтрак пропал, ругани до вечера хватит. Она улыбнулась и задремала.
Последним огорчением для а-Кав могло бы стать то, что завтрак не пропал, и темой обсуждения визит бывшей жены не стал.
Орильр, правда, не удержался и вышел на балкон, чтобы пронаблюдать Нильэсу, бегущую по парковой аллее с несвойственными ей рычанием и визгом. Вернулся, прикрыл дверь и рассмеялся, погрозив жене пальцем.
– Ты ведьма, Сэль! Я и не думал, что до такой степени, если честно. Но, признаю, я и сам не лучше. Мне понравилось. Надеюсь, это не навсегда?
– К вечеру сойдет. Я ей сказала – если отдаст тебе домик и камни, – улыбнулась Сэльви. – Но вообще-то и так отмоется. Я не могу долго сердиться, она того не стоит. Ты умный эльф, я ожидала более интересной жены. И очень нервничала, знаешь ли. Тут все слишком красивые.
