Игрушка императора - страница 68
Зато правители Хорнии, Дайгады, Атроха, Илты, Надера прекрасно осознавали, против кого направлена данная реформа, но проявить несогласие решился лишь правитель Хорнии.
Поднявшись, принц Ролан окинул меня презрительным взглядом и ледяным тоном произнес:
— Айсира Катриона…
Больше он ничего сказать не успел. Ослепительно-белое пламя вмиг охватило айсира Ролана. Он заорал, попытался сбить неестественного вида огонь, сорвал плащ, захрипел и упал. В тот же миг пламя исчезло. Пораженные до глубины души, находясь в каком-то жутком оцепенении, мы потрясенно взирали на еще дымящегося и подвывающего от боли правителя Хорнии.
И тут все услышали ледяной голос кесаря:
— Единственно допустимое обращение к моей супруге — «пресветлая императрица». Иные не дозволительны.
Когда мы все, как по команде, повернулись на голос, император уже уходил. Но только после того, как он скрылся в сумраке входа, айсиры смогли заставить себя дышать. Впрочем, дышать тут было сложно — запах горелой кожи был пугающе отвратителен.
— Айсир Ролан, — я поспешила к умирающему, — постарайтесь не шевелиться, я владею магией исцеления.
К счастью, шенге научил, иначе опять с каждой царапиной бегала бы к Раху.
— Не… не… не… — говорить мой извечный оппонент был не в силах.
— Будет больно, — предупредила я, прикладывая руки к его груди.
Мне ответили таким взором, что стало понятно — ему и так невыносимо больно. Но магия уже потекла по моим пальцам. Она текла в тело умирающего, и я с трепетом следила за тем, как восстанавливается его кожа, сбрасывая лохмы обгорелой и прорастая изнутри. На восстановление кожного покрова у меня ушло примерно четверть часа, в остальном ему могли помочь только лекари. Обгоревшие легкие и сгоревший волосяной покров я восстанавливать не умела.
Когда слуги унесли айсира Ролана, все угрюмо посмотрели на пятно, оставшееся после случившегося. Ковер, пурпурный и дорогой, между прочим, также был безнадежно испорчен. На нем были рассеяны обрывки полусгоревшей одежды, пепел, остатки сползшей с айсира кожи.
— Предлагаю начать голосование, — нервно произнес айсир Хайто, председатель заседаний Альянса.
Все проголосовали. Кроме меня. Я единственная оставалась стоять и в ужасе продолжала смотреть на пятно… Чтобы уложить на носилки айсира Ролана, мне пришлось поднимать его силой ветра, так как любое прикосновение причиняло страдальцу невыносимую боль… Я все же не очень хороший целитель, а если говорить откровенно, то и вовсе отвратительный.
От нехороших мыслей по поводу собственной ничтожности меня отвлек все тот же айсир Хайто.
— Сорок пять — «за», айсир Ролан отсутствует, айси… Пресветлая императрица воздержалась. Решение принято!
Я вздрогнула, удивленно посмотрела на Хайто. Тот от моего взгляда почему-то побледнел, а я вспомнила, где нахожусь.
— Айсир Хайто, — я откашлялась, чтобы вернуть голосу уверенность, и уже громче приказала: — Продолжайте заседание, огласите весь список наших предложений и предписаний… я присоединюсь позже.
И с этими словами стремительно покинула зал заседаний Альянса Прайды.
Путь мой пролегал к покоям супруга, однако его там не оказалось. Я и вошла, и в спальню заглянула — никого. Решив не отступать от намеченной цели, поспешила в башню — второй раз в жизни.
Войдя в это самое северное строение дворцового комплекса, вспомнила о возможности сократить подъем по лестнице. Приложив ладонь к стене, пронаблюдала за тем, как закручивающиеся по спирали ступени выпрямились, и лестница фактически сократилась раз в десять. Удобно, ничего не скажешь.
Взбегая по ступеням, думала о том, что именно сказать любезному супругу, но, едва распахнула дверь, услышала насмешливое:
— Можешь ничего не говорить, нежная моя!
Постояла на пороге, но все же решительно вошла, даже дверь за собой прикрыла и направилась к кесарю. Подойдя к его столу, остановилась напротив императора, который вальяжно сидел на стуле, хотя лично я ранее не представляла, что на этом предмете мебели можно сидеть эдак пренебрежительно-вальяжно… Поток моих мыслей остановил его угрожающе-спокойный взгляд.
— Я слушаю, — мрачно отрезал кесарь.
— Я бы хотела обсудить, — стараюсь выглядеть невозмутимо, — я бы желала обсудить ваше поведение…
Насмешка во взоре — и ледяное:
— Это не тот предмет, который тебе позволено обсуждать, сострадательная моя.
И одного не могу понять — с чего он такой злой? Злой, уставший, раздраженный… Что с ним происходит? Так, не о том думаю.
Пытаюсь успокоиться и делаю вторую попытку:
— Знаете, учитывая, что дело касается моих подданных…
— Ты хотела сказать «ваших подданных»? — ласковым голосом прервал меня кесарь.
От страха у меня начали мелко подрагивать руки. И куда, собственно, я направлялась предъявлять претензии? А главное — кому?
— Вот именно, — отчетливо произнес император.
— Прошу прощения, — мой низкий реверанс и покаянно опущенная голова. — Более подобного не повторится. Разрешите вас покинуть.
Это не вопрос, а форма вежливого обращения, тем неприятнее было услышать:
— Нет.
Остановилась, вновь повернулась к супругу, постаралась ни о чем не думать и даже не поднимать глаз, старательно созерцая пол.
— Нежная моя, — ласковый голос кесаря вызвал дрожь по всему телу, — объясни свой внешний вид!
И тогда я все же удивленно взглянула на императора. Понять, чем я не угодила его бессмертию, не могла при всем желании. Обычное платье, правда, красное, в черном как-то жарковато. Шел четвертый месяц лета, самый жаркий в году, и потому платье было из легкой ткани, открывающее шею и плечи. Причем это было более чем приличное одеяние, придворные дамы в этот период оголялись куда как смелее.
